Анжелика. Война в кружевах

Филипп вздрогнул, будто ему нанесли оскорбление.

— Вы ошибаетесь. Во мне нет доброты. Просто я не могу видеть, как породистые животные мучаются в родах. Только и всего. Я был обязан вам помочь. Но мое мнение о человеческом роде в целом, и о женщинах в частности, нисколько не переменилось. Впрочем, я часто спрашиваю себя: как существа, столь близкие к животным, еще позволяют себе выказывать какую-то гордость. В то утро вы не были гордячкой. И как обычная непокорная сука, которая щенится на псарне, находили успокоение в ласковой руке хозяина.

— Допустим. Но у вас убогая философия. Так уж сложилось, что вы лучше понимаете животных, чем людей, и потому судите о людях по своим меркам. Для вас женщина — это непонятная помесь собаки, волчицы и коровы.

— Добавьте к этому хитрость змеи.

— И получится зверь Апокалипсиса.

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Но Филипп сразу сжал губы, чтобы заглушить этот порыв нежданного веселья.

— Зверь Апокалипсиса, — повторил он, глядя Анжелике в лицо, порозовевшее от близости огня. — Моя философия и мое мировоззрение получше, чем у многих, — после минуты молчания он продолжил разговор. — Они помогают мне избежать опасных иллюзий… В то утро, сидя у изголовья вашей кровати, я вспомнил о самой злобной охотничьей суке в моей своре. Я просидел рядом с ней целую ночь, пока она не произвела на свет семерых щенков. Ее взгляд стал почти человеческим, она доверилась мне с такой трогательной простотой. А через два дня загрызла мальчишку-слугу, который попытался подойти к ее щенкам.

Вдруг Филипп спросил, и в его вопросе сквозило любопытство:

— Правда ли, что вы приказали заложить подрывные шашки прямо у дверей привратницкой?

— Да.

— И если бы мой слуга не сдался, приказали бы их взорвать?

— Да, я бы это сделала, — резко ответила Анжелика.

Маркиз с хохотом поднялся.

— Клянусь дьяволом, который вас создал: по крайней мере, вы меня развлекаете. Вас можно обвинить во всех смертных грехах, но только не в том, что вы нагоняете скуку.

Он положил руки на основание хрупкой шеи жены.

— Иногда я спрашиваю себя, есть ли какой-нибудь иной выход из положения, кроме как задушить вас, или…

Почувствовав прикосновение его пальцев, Анжелика закрыла глаза.

— Или?

— Я подумаю над этим, — сказал маркиз, опуская руки, — но не стоит торжествовать слишком рано. Сейчас вы в моей власти.

* * *

Через некоторое время Анжелика обосновалась под крышей своего мужа. Вместе с ней переехали сыновья и те слуги, которых она желала видеть рядом с собой. Особняк маркиза был более мрачным, чем отель Ботрейи, поражавший изысканностью современного архитектурного стиля.

Но Анжелика с удивлением обнаружила, что ее апартаменты восхитительны и обставлены по последней моде. Ла Виолетт сказал хозяйке, что в былые времена эти апартаменты занимала вдовствующая маркиза, но что несколько месяцев тому назад господин маркиз приказал полностью обновить их и украсить чудесными гобеленами.

Пораженная, Анжелика не осмелилась спросить: «Для кого?»

Последовавшее вскоре после того приглашение от короля на большой бал в Версаль заставило молодую мать покинуть новый дом. Для знатной дамы, владеющей двумя придворными должностями, она и без того уделила достаточно времени семейным делам. Пора вновь возвращаться в свет. Например, Филипп полностью посвятил себя придворным обязанностям. С тех пор как Анжелика переехала, она встречала мужа реже, чем когда вращалась при дворе. Понимая, что вечер у камина больше не повторится, Анжелика отправилась в Версаль.

Вечером перед балом Анжелика никак не могла найти укромный уголок, чтобы сменить туалет. Эта забота отягощала всех дам, прибывших в Версаль — по крайней мере тех из них, кто еще не забыл о такой добродетели, как стыдливость. Для прочих отсутствие комнат для переодевания превратилось в повод для демонстрации своих прелестей.

Наконец ей удалось укрыться в маленькой прихожей, примыкавшей к апартаментам королевы. Мадам дю Плесси и мадам де Рур помогали друг другу, потому что не нашли своих горничных. Вокруг постоянно сновали люди. Проходившие мимо кавалеры отвешивали галантные комплименты, а некоторые, особенно настырные, предлагали свою помощь.

— Оставьте нас, господа, — с криками, похожими на кудахтанье, протестовала мадам де Рур, — из-за вас мы опоздаем, а вы знаете, король ужасно этого не любит.

В какой-то момент мадам де Рур вышла за булавками.

Оставшись одна, Анжелика стала закреплять подвязками шелковые чулки. Вдруг чья-то сильная рука обхватила ее за талию и, с поднятыми юбками, опрокинула на маленькую софу. Жадные губы коснулись ее шеи. Анжелика вскрикнула от возмущения и принялась отбиваться. Вырвавшись, она влепила наглецу две пощечины.

Но рука, занесенная для следующего удара, замерла в воздухе: маркиза увидела державшегося за щеку короля.

— Я… я не знала, что это были вы, — пробормотала она.

— Я тоже не знал, что это были вы, — раздраженно ответил Людовик. — А еще я не знал, что у вас такие красивые ноги. Какого дьявола вы их демонстрируете, если потом злитесь?