Анжелика. Война в кружевах

— Нахалка! — воскликнула мадам де Монтеспан. — Храни меня Бог от того, чтобы стать любовницей короля! Если бы я подверглась такому несчастью, то никогда бы не набралась наглости предстать перед королевой!

Что означало это возвращение?

Неужели король вызвал фаворитку?

К этому времени пора было отправляться в церковь, где на мессу перед дорогой уже собрался весь королевский двор.

Мария-Терезия поднялась на возвышение. Герцогиня уже находилась там. Королева даже не взглянула в ее сторону. Фаворитка спустилась и смешалась с толпой. Она вновь предстала перед королевой, когда та садилась в карету. Но Ее Величество не сказала Лавальер ни слова. Королева была очень огорчена; она никак не могла взять себя в руки и сделать хорошую мину при плохой игре — иными словами, смириться, как поступала раньше, когда связь царственного супруга с герцогиней де Лавальер не была признана так открыто. В бешенстве Мария-Терезия запретила подавать фаворитке еду. Кроме того, она запретила офицерам эскорта пропускать кого бы то ни было перед своей каретой из страха, что мадемуазель де Лавальер присоединится к королю раньше законной супруги.

К вечеру длинная череда экипажей, трясущихся по дороге, почти добралась до армии, которая уже виднелась с небольшого холма. Мадемуазель де Лавальер поняла, что король должен находиться в лагере. С мужеством, порожденным отчаянием, она приказала гнать экипаж напрямик, через поля.

Королева заметила этот маневр и пришла в неописуемый гнев. Она хотела приказать офицерам догнать и остановить карету. Вся ее свита умоляла Марию-Терезию не делать этого и успокоиться. Появление короля, выехавшего навстречу королеве другой дорогой, прервало трагикомическую сцену.

Монарх был верхом, с ног до головы перепачкан грязью, но в отличном расположении духа. Людовик спешился и извинился за то, что не может сесть в карету: ведь он весь в грязи. Но после недолгого разговора с королевой у двери ее экипажа его лицо помрачнело.

Людовик заверил супругу, что не просил мадемуазель де Лавальер прибыть в армию и отнюдь не жаждет ее присутствия. Что за новость узнала застенчивая любовница? Что заставило ее преодолеть обычную робость? Чего она опасалась? Какие мысли пришли ей в голову?

На самом деле все было просто. Осыпанная почестями и деньгами, оставленная в Версале одна, Луиза поняла, что она брошена. Преодолевая головокружение, доведенная до отчаяния женщина приказала заложить карету и галопом помчалась на север, впервые ослушавшись короля. Пускай гнев, лучше самая страшная кара, только не горькое неведение, сжимающее сердце, или страшные видения, в которых Лавальер представляла любимого в объятиях другой…

На ужин, поданный на следующей стоянке, фаворитка не явилась. Ночлег предстоял ужасный. В поселке было только четыре каменных дома, а остальное жилье — глинобитные лачуги.

Анжелика, бродившая в поисках пристанища в сопровождении девиц Жиландон и трех служанок, встретила мадемуазель де Монпансье, такую же неприкаянную, как и она сама.

— Теперь мы действительно на войне, моя милая. Мадам де Монтозье улеглась на куче соломы в каком-то чулане, фрейлины устроились на чердаке на куче зерна, а мне, скорее всего, придется расположиться на угольной куче.

В конце концов Анжелика нашла амбар с сеном. Она вскарабкалась по лестнице на сеновал и решила, что сможет здесь спокойно поспать, а ее слуги устроятся внизу. Теплый желтоватый свет большого фонаря разгонял окружающую темноту. В этом неясном свете Анжелика заметила в углу какую-то фигурку, закутанную в темно-красный и бледно-зеленый атлас; на черной мордашке выделялись яркие белки глаз Наамана.

— Что ты здесь делаешь, маленький чертенок?

— Я жду гаспашу Монтеспан. Я сторожу ее сумка. Гаспаша Монтеспан, она тоже спать здесь.

Тут на лестнице появилась и сама красавица маркиза.

— Анжелика, какая отличная идея разделить со мной мою «зеленую спальню», как называют сеновал бравые военные! Если вы еще не хотите спать, давайте сыграем партию в пикет.

Атенаис упала в сено, потянулась и сладострастно, словно кошка, зевнула.

— Как хорошо! Дивное сено! Оно напоминает мне детство в Пуату.

— И мне тоже, — сказала Анжелика.

— Наш сеновал находился рядом с голубятней. Влюбленный пастушок лет десяти частенько составлял мне компанию. Мы слушали, как воркуют голуби, и держались за руки.

Мадам де Монтеспан ослабила слишком тугой лиф. Анжелика последовала ее примеру. Сняв верхние юбки, с голыми ногами обе женщины свернулись клубочком, наслаждаясь чудесными ощущениями простой сельской жизни.

— От пастуха до короля, — прошептала Атенаис, — что вы думаете о моей судьбе, дорогая?

Она приподнялась на локте. Мягкий и немного таинственный свет старого фонаря подчеркивал великолепный цвет ее кожи, белизну плеч и груди. Атенаис рассмеялась странным, чарующим смехом.

— Быть любимой королем, это опьяняет!

— Вы внезапно уверились в его любви? Еще не так давно вы в ней сомневались.