Annotation

Иннокентий Сергеевич

Иннокентий Сергеевич

Апельсины на зимнем дереве

Иннокентий Жуйков

Апельсины на заснеженном дереве

(рассказ)

Любови Павловне, почетному донору Союза ССР, торжественно вручили знак, удостоверение и сообщили о решении месткома выделить ей путевку на лечение. И вот сейчас, в поезде, при виде голубого шелкового моря, ей захотелось выйти и погладить море руками, бросить в него камушек, услышать всплеск и поверить, что оно настоящее. Захотелось забраться высоко в горы, туда, где морщинятся вдоль побережья скалы и вьются бурые, седые от снега космы лесов, и причесать их. А еще хотелось петь.

В Адлере, под высокими деревьями с голыми грязно-белыми стволами Любовь Павловна увидела круглые, величиной с грецкий орех, колючие зеленые шарики. Она поставила на землю чемодан, подняла несколько, полюбовалась ими и положила в карман. "Какие забавные ежики", - подумала она. Возле санатория, во дворе маленького неказистого домика на деревьях цвели удивительные цветы - алые и белые розы. Женщина, любуясь, остановилась.

- Нравятся? - услышала она голос старика, сидящего на крылечке.

- Очень! Как удалось вам на деревьях вырастить розы?

Старик тяжело поднялся, подошел к деревьям, садовым ножом срезал три цветущие ветви и протянул женщине.

- Возьмите. Это не розы. Это камелии. Они быстро вянут.

Палата, в которую Любовь Павловну поселили, была светлой и уютной. На столе стояла ваза с орехами и белела записка: "С приездом! Я на пляже. Угощайся орехами. Галя".

"Славная, должно быть, соседка у меня", - мелькнула мысль. Она налила в стакан воды, поставила в него веточки камелий, и комната похорошела, словно женщина, прицепившая на платье красивую брошку.

На одной из тумбочек лежали раскрытый маникюрный набор и томик Куприна. Женщина взяла книгу, удобно устроилась в кресле на балконе, немного почитала и заснула.

Проснулась она, почувствовав, что по палате кто-то ходит. Это была невысокая пухлая блондинка, наверное, ровесница, лет тридцати. Женщины познакомились. Соседка назвалась Галей, она, смеясь и болтая, все время что-то делала: достала из шкафа в прихожей красивое бордовое платье, небрежно бросила его на кровать, подошла к зеркалу и, вплотную приблизив к нему лицо, разгладила морщинки у глаз.

- Пойдем, платья погладим: скачки сегодня после ужина.

- Что-что?

- Я говорю - танцы сегодня. Попрыгаем. Тебе закадрим кого-нибудь. У моего Кольки сосед - Галя подняла кверху большой палец правой руки, свободной от платья, - мачо!

- Нет-нет, не пойду: я же с дороги. Вещи разобрать надо, под душем помыться.

- Ну что ты тут будешь киснуть одна! Мне рассказали, что курортное общество делят на львов - те, седовласые, привозят с собой для развлечений вчерашних пионерочек с ленинскими значками на полных грудках; орлов - прилетел и сразу на танцы; слонов - те ходят, приглядываются к обществу, думают, вроде бы что-то надо предпринять, но... уже билет в кармане. Ну, есть еще ослы - те со своими женами приезжают.

- А твой Коля к кому относится?

- У-у-у! Он орел! Прилетел - и сразу ко мне. А я присела и крылышки врозь.

Вечером Галя еще раз попробовала заманить новую подружку с собой. Не получилось. В нарядном платье повертелась перед зеркалом, тронула духами лицо - "для себя", мочки ушей - "для людей", плеснула каплю в декольте на полные, смело открытые груди - "для нахалов" и, помахав ручкой, убежала.

Любовь Павловна разобрала вещи. Часть из них аккуратно развесила в шкафу, поплескалась под теплым душем, накинула на себя халат и вышла на балкон. На черном южном небе были разбросаны бесчисленные золотинки звезд. Парк под окнами освещали фонари на изящных столбиках, на лавочках сидели пары. От танцплощадки до окон долетала музыка.

"Барабан пыл плох,

Барабанщик бог,

Ну, а ты была вся мячу под стать..."

"Где-то моя Галя?" - подумалось. Что-то щемило, сдавливало грудь.

Под окном шептались реликтовые сосны, воздух был настоян на запахах магнолий и близкого моря.

Танцы закончились. Шумная толпа потекла по дорожкам, просочилась в аллейки и укромные уголки санаторного парка, откуда-то послышался беспечный, радостный смех. Любовь Павловна вернулась в палату, легла в холодную, до хруста накрахмаленную постель и попыталась уснуть.

Утро она начала с написания большого теплого письма мужу. Потом у лечащего врача получила направление на электрокардиограмму, заполнила курортную книжку расписанием лечебных процедур. Кроме того, она твердо решила делать по утрам зарядку и уже выполняла это решение - выбегала на берег моря и под шум волн и крики чаек проделывала серию упражнений. В оставшееся до завтрака время она бесцельно бродила по пустынному пляжу и выискивала красивые камушки, отшлифованные вековыми волнами. Смоченные водою матово-белые, прозрачные; черные с загадочно-розовыми прожилками; изумрудно-зеленые, в крапинку, они, казалось, дышали влагой. Высыхая на ладошке, они, словно задыхаясь, тускнели.