Апельсины у кромки прибоя. Истории из жизни репортёра

Иначе говоря, все было бы прекрасно, если бы ночью 26 апреля 1986 года неподалеку от города Чернобыль, в названии которого использовано название одного из видов полыни, не сбылось библейское откровение Иоанна Богослова:

«Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод.

Имя сей звезде Полынь, и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки».

В правительственную комиссию по расследованию причин и устранению последствий Чернобыльской катастрофы не включили ни научного руководителя проекта создания реактора РБМК-1000 — академика Александрова, ни главного конструктора — академика Доллежаля. Понятно, впрочем, почему: оба пребывали в весьма преклонном возрасте — Александрову тогда уже исполнилось 83 года, а Доллежалю — 86.

От науки в состав комиссии вошел заведующий объединенной кафедрой радиохимии и химической технологии МГУ и одновременно — первый заместитель директора Института атомной энергии [фактически заместитель Александрова] 49-летний академик Валерий Легасов. Я слышал, что якобы за два года до взрыва чернобыльского реактора Валерий Алексеевич заявлял, ничуть не сомневаясь в своей правоте: «Специалисты, конечно, хорошо знают, что устроить настоящий ядерный взрыв па ядерной электростанции невозможно, и только невероятное стечение обстоятельств может привести к подобию такого взрыва, не более разрушительному, чем артиллерийский снаряд».

Согласно же заключению специалистов, входивших в состав работавшей в Чернобыле весной 1986 года оперативно-следственной группы КГБ СССР, мощность взрыва реактора станции была эквивалентна взрыву 30 тонн тротила [данные взяты с сайта Службы безопасности Украины].

На сто процентов уверен был в надежности атомных реакторов типа РБМК и академик Александров, подчеркивавший, что строить их можно прямо на Красной площади.

Через сутки после взрыва на ЧАЭС Валерий Легасов, полагаю, по-иному воспринял происшедшее. Не как взрыв артснаряда. Я имею в виду его полет на вертолете над станцией — вместе с председателем правительственной комиссии, зампредом Совмина СССР Борисом Щербиной: когда со стометровой высоты Борис Евдокимович рассматривал в бинокль аварийный блок, перекрывая грохот лопастей, он поинтересовался у с воего спутника-академика: «А что это там за малиновое свечение?» И Валерий Алексеевич ответил: «Это не свет, это смерть».

Спустя два месяца, 3 июля, отчитываясь перед Политбюро ЦК КПСС, Борис Щербина подчеркнет [цитирую по стенограмме заседания Политбюро, обнародованной на сайте Топливно-энергетического комплекса Украины]:

— Авария произошла в результате грубейших нарушений эксплуатационным персоналом технического регламента и в связи с серьезными недостатками конструкции реактора.

— А можно ли эти реакторы довести до международных требований? — поинтересуется тогдашний компартийный лидер Михаил Горбачев.

— Все страны с развитой ядерной энергетикой, — ответит присутствовавший на заседании Политбюро академик Александров, — работают не на таком типе реакторов.

Уровень безопасности — недостаточный

Мысль академика разовьет далее заместитель министра энергетики и электрификации СССР Геннадий Шашарин:

— Физика реактора определила масштаб аварии. Люди не знали, что реактор может разгоняться в такой ситуации. Нет убежденности, что доработка сделает его впол доработка сделает его вполне безопасным. Строить дальше РБМК нельзя, я в этом уверен.

С тем, что РБМК-1000 «наименее изучен» [формулировка Горбачева], согласится и академик Легасов, тоже приглашенный на Политбюро. А в конце августа Валерий Алексеевич сделает доклад на совещании МАГАТЭ в Вене. Словно позабыв, о чем шла речь на заседании Политбюро, всю ответственность за аварию он возложит на руководство атомной станции и оперативный персонал.

К сожалению, Валерий Легасов так и не узнал, к каким выводам пришла комиссия Госпроматомнадзора СССР, разбиравшаяся в «причинах и обстоятельствах аварии на четвертом блоке Чернобыльской АЭС» [создана 27 февраля 1990 года]: на следующий день после второй годовщины Чернобыльской трагедии он повесится в служебном кабинете. Вроде бы, у него в столе имелся именной пистолет. Если это так, совершенно понятно, почему именно такой уход из жизни избрал для себя академик, который, по большому счету, совершенно не был причастен к созданию реактора РБМК-1000. Александров — да, Доллежаль — конечно же. А Легасов в курчатовский институт пришел только в 1983 году — через 16 лет после начала работ по проекту.