Апокалипсис от Владимира

Пресс-конференция не случайно была назначена на пятидесятый день. Да разве что-либо происходящее в жизни случайно? Конечно нет. Пятидесятый день исхода из Египта — дата дарования евреям Торы, и на пятидесятый день произошло крещение учеников Христа Духом Святым. Я не претендую ни на какие параллели, но стоит отметить, что и Билл, находящийся с апостольской миссией в США, также назначил встречу с журналистами именно на этот день. Мы не сговаривались и даже не обменивались мыслями, настолько наши поступки подчинялись общей задаче и направлялись Даниилом. Я сразу понял, что день этот будет особым, так как с раннего утра перстень Даниила на моей руке налился багрянцем и надпись на нем замерцала холодным огнями: «Да приидет царствие мое».

Проснулся я рано. Я всегда в Москве просыпаюсь рано, точнее, я изо всех сил стараюсь открыть глаза раньше Эльги. Мне нравится засыпать и просыпаться, чувствуя ее тело. Я никак не могу насытиться ею! Что бы ни случилось днем, ночь отдана ей без остатка. Каждое утро, будучи не в силах сдержать себя, я накидываюсь на свою возлюбленную как зверь, тревожа ее сон поцелуями. Она единственная женщина в моей жизни, с которой я в полной мере понял значение слова «овладевать». Она не ропщет, более того, ее чувство ко мне столь же животно.

Дремучая, первобытная страсть!

Адам и Ева!

Для меня нет и не может быть другой женщины, а для нее не существует другого мужчины.

Когда только начинались наши отношения, я боялся, что из-за служения Даниилу должен буду отказаться от Эльги. К счастью, Учитель никогда не требовал от меня этого и в одной из наших бесед даже обмолвился, что напрасно Евангелие от Петра занесли в список апокрифов. На самом деле отношения между Христом и Марией Магдалиной были куда более плотскими, чем принято считать. Петр писал об этом. И о том, что Иисус любил и частенько целовал Марию в уста, и шутил, и смеялся. А официальная Церковь рисует нам портрет какого-то престарелого монаха, а не сына Божьего, полного сил и здоровья. Он же был молодым и обаятельным мужчиной, за которым пошли сотни и тысячи мужчин и женщин. Он просто не мог быть сексуально непривлекательным для своих последовательниц.

Ум, сила и власть — всегда сексуальны. Я не стеснялся своих отношений с Эльгой, но и не афишировал их. Тем более что попытки папарацци застать нас вдвоем всегда заканчивались неудачей. Фотопленка неизменно оказывалась засвеченной, а цифра просто сходила с ума — мои маленькие защитные шалости. В общем, идиллия в отдельно взятом полусемейном сообществе при сопутствующем содействии божественных сил.

Счастье.

Утром пятидесятого дня все вроде бы начиналось как обычно. Я первым проснулся и, как полагается, набросился! Только вот моя любимая вместо того, чтобы после самой замечательной в мире утренней зарядки пожелать мне доброго дня и вернуться ко сну, неожиданно села в постели, вся подобралась и начала разговор, которого я давно ждал и боялся.

— Владимир, — сказала Эльга с такой непривычной мне интонацией, что я вздрогнул.

— Ничего себе! — сказать, что я был поражен, значит не сказать ничего. — Спасибо, что хоть не по имени-отчеству, а то после такого официального обращения я начинаю стыдиться своей наготы. Может, мне встать и надеть официальный костюм с галстуком?

Мое ерничанье осталось незамеченным — Эльга хладнокровно пропустила его мимо ушей. Видимо, она давно собиралась с духом для этого разговора, и теперь остановить ее было уже невозможно.

— Кто я тебе? — поджав губы, спросила она.

— Любимая, — ответил я.

— А в глазах родителей, друзей и соседей я так — временная утеха известного человека, или кем ты там себя считаешь?

В душе недоумевая, но понимая, к чему идет разговор, я нежно взял ее за руку и, стараясь говорить как можно спокойнее, произнес:

— Я честно предупреждал тебя, что со мной не может быть простого человеческого семейного счастья.

— Конечно, — Эльга резким движением выдернула руку из моих ладоней, — у твоей бывшей жены оно могло быть, а я недостаточно хороша, да? На ней ты мог жениться и дать свою фамилию, а меня об этом даже не надо спрашивать? Как же — это ведь былое пошлое мещанство, а теперь ты поумнел! Но почему я должна из-за этого страдать? Получается, что мы друг другу никто — детей ты больше не хочешь, жениться не хочешь, а все, для чего я тебе нужна, это банальное удовлетворение твоих сексуальных желаний!

Я никогда не рассматривал наши отношения в таком ракурсе — благодаря начавшемуся служению Даниилу я просто не успел этого сделать, и оттого наш разговор был мне безумно неприятен. Тем более что, если бы я ответил честно — а именно, что плотская составляющая наших встреч для меня играет не последнюю роль, я тут же схлопотал бы по своей апостольской непричесанной башке и ближайшие полтора часа успокаивал бы рыдающую возлюбленную. Обычный мужской эгоизм — мы тратим все силы на спасение мира, а помочь конкретному, близкому и очень любимому человеку не считаем нужным.