Апокалипсис в мировой истории. Календарь майя и судьба России

Но, извините за повтор общеизвестного: сама идея «моды», она ведь не означает победу какого-то фасона, «силуэта». «Мода» — это постоянная сменяемость, возможность вечно вертеть рулетку этих «фасонов».

И, кстати, вспомните, например, моду 1980-х годов! Мысленно «сфотографируйте» и затем совместите с кадрами той встречи нашего Первого секретаря с Президентом США. И окажется, что это Хрущев одет по моде

, а Кеннеди в его приталенном пиджачке — «отставший», «приехавший из глухой провинции»… или какие там еще у нас были синонимы «немодности»? Правда этот эффект сопоставления будет несколько смикширован превосходством Кеннеди по объективным, физическим параметрам: рост, ширина плеч, отсутствие «брюшка». Но, тем не менее, несколько фото 1980-х: политики, актеры — напоминают и об этом витке. А Фил Коллинз (просто подвернулся сейчас его плакат) из популярнейшей группы 1980-х годов «Генезис» — так он просто в стопроцентно хрущевском костюме, чисто тот «косматый голубь»!

А брюки, удостоенные «персонального разбора» на Пленуме КПСС, к тому моменту уже прошли через долгую чреду метаморфоз. Школьник 1970-х годов, например, помнит, какой это кошмар, какой просто ужас, когда у тебя — только брюки-дудочки! А ведь без «клешей» — просто-таки невозможно прийти на танцы. Как убоги и наивны были все полумеры, вшитые по низу брючин «клинья»! (То, что вставленные «клинья» бывали порой из другой ткани — только подчеркивало всю отчаянность той борьбы).

Да, карусель моды крутилась почти всегда. Можно сказать, многие века шли непрерывные изменения человеческих одеяний, но раньше изменения имели главную составляющую — объективного прогресса. То есть, были связаны с освоением новых материалов: шкура, шерсть, шелк, хлопок, синтетические волокна…

Но в одну прекрасную эпоху, которую еще предстоит исследовать, к этому процессу подключились такие удивительные силы, которые тоже доведется рассмотреть, что в результате мода стала и полем битвы, и оружием, и принципиально новым источником сверхприбыли, и много еще чем.

И очень примечательно то, что в 1930-е годы СССР еще вполне поспевал за оборотами моды (эти «апаши», белые туфли…). Мода, хотя и тогда большей частью приходила «оттуда»

, но была, если так можно выразиться — вполне «досягаема». В том числе и технологически досягаема, было вполне справедливое ощущение, что — чуть, самую малость «поднажать», бросить малую долю процента бюджета на ту «группу Б», и говорить о какой-то разнице в одежде вообще не придется. Еще интересный момент. Мода в 1930-е, не бывшая еще средством давления богатого мира — была в общем дешевой модой. И что характерно, законодателями стиля («трэндами») — становились жители совсем небогатых регионов: испанцы, баски, латиноамериканцы, «средиземноморцы», «южане». Тогдашние миллионеры не царили в массовых вкусах, как нынешний, какой-нибудь Дональд Трамп. И главная «культовая» одежка той поры, (подобная джинсам второй половины века, но — рубашка), — «апаш» (фр. Apache) — пришла в Европу вообще говоря от индейцев «апачи». И еще важно, что пришла «апаш» через французскую бедноту, уличную шатию… Кепки, кстати, в том числе и наши «партийные кепки» — они ведь тоже пришли из пролетарских кварталов Парижа.

А вот потом, в те самые 1950-е годы, (идя от 1930-х, надо, конечно пропустить период «всемирного вычитания», борьбы за выживание, то есть, мировую войну) мода стала не только более стремительно меняющейся, но и все более и более дорогой. Мода стала действительным, эффективно действующим прессом.

Задуматься, так получается: сталинская кампания «борьбы с низкопоклонством перед Западом»

(за 10–15 лет до включения этого пресса — «мода») — это просто удивительный пример предвиденья и попытки упреждения.

Итак, СССР, поспевавший в 1930-е года за мировой, европейской модой, в 1950 — 70-е годы стал хронически, на каждом вираже, отстающим.

Сошлись тут две объективные тенденции. Можно привести еще несколько фактов, доказывающих объективное ускорение и удорожание новых витков моды, но это не значит, что можно забыть о другой причине отставания: значительно большой инерционности советского хозяйственного механизма. Обладая значительными мобилизационными преимуществами, возможностью концентрации ресурсов и усилий на нескольких важных направлениях развития, советская модель управления столь же значительно уступала в маневренности и, главное, в возможностях самонастройки.

Тут только и вспомнить «Предсказание судьбы СССР»1931 года выдающегося администратора, лучшего градоначальника Москвы за всю ее историю, князя Голицына: