Апокалипсис в шляпе, заместо кролика. Ковчег

Так центральный компьютер, с экрана которого демонстрировалась модель девушки со своим рабочим функционалом и параметрами, только в общих чертах остался неизменным. А вот цифры, прописанные в таблице, которые собой регистрировали текущие параметры этой модели девушки, зажили своей жизнью, начав меняться по мере начала движения Анюта. Где само движение Анюты, с разных точек передавалось на экраны других мониторов компьютеров.

И как можно было понять, исходя из наблюдения за картинками на мониторах компьютеров, то программист на этот раз не ограничился одной проекционной картинкой виртуального мира, где Анюта, следуя по лабиринту замысла, прорисованного воображением программиста, должна была, идя по идее (это такая логистическая дорога) к своей цели, преодолевать встреченные на её пути препятствия (одно из препятствий в виде орков, было уже раз упомянуто). И теперь, наряду с виртуальной картинкой, посредством микрокамер, установленных на наблюдаемой программистом модели девушки (а вот здесь пока нет полной уверенности в том, что программист за образец для своей программируемой модели выбрал именно Анюту, и для этого была масса причин, технического и психологического плана), на другие экраны шла картинка в режиме прямой трансляции.

И теперь программист мог вести наблюдение за своим объектом интереса, не только в окно, а у него, благодаря всем этим техническим приспособлениям, – камеры на объекте наблюдения были установлены с нескольких углов обзора (а теперь задайтесь вопросом, как это удалось провернуть программисту и тогда вопрос о выборе объекта для его наблюдения сведётся к своему минимуму), – поле для обзора кратно увеличилось. И он теперь мог вести своё наблюдение не только со стороны, но и от первого лица. Ну а для обзорного наблюдения, со стороны центрального пункта наблюдения, оставалось окно, к которому программист, оставив на минутку своё рабочее место, и бросился, чтобы зафиксировать для себя сегодняшнюю расстановку сил на этом полигоне испытаний его новой экспериментальной модели «Анюты».

– Ну-ну, – остановившись у окна, программист заглянул в него сквозь жалюзи и явно специально, вот с таким эпическим иронизмом обратился к тем, кто находился там, за окном, – теперь посмотрим, заметят они в ней изменения или нет.

Но там, за окном, а если ещё точнее, в этом наполненном служащими и клерками офисном помещении, уж такая, вся в бесконечных и скорых делах течёт деловая жизнь, что для того, чтобы что-то этими людьми заметить хотя бы в себе, то тут должно произойти нечто экстранеординарное, или хотя бы наступить перерыв на обед. Когда будет повод и возможность для своей остановки в этой бесконечной спешке за успехом, и тогда быть может, тот же Сократ Сигизмундович, кто собой отражает офисную реальность и является плотью от плоти офисного работника, вначале заметит в себе внутреннее неустройство по причине недостатка питательного элемента (обед как никак), а затем уже заметит своему соседу по столу, Аристотелю Дмитриевичу, такому же представителю офисного истеблишмента, что тот сегодня как-то неважно выглядит.

И хотя всё это по Аристотелю Дмитриевичу Сократ Сигизмундович ещё с самого утра заметил, когда тот по своей неосторожности дыхнул ему перегаром в самое ухо, Сократ Сигизмундович не стал на этом моменте, в несдержанном на выходных и просто по вечерам поведении Аристотеля останавливаться (Сократ иногда по себе людей судит), а дал возможность Аристотелю исправиться, сваливая на него самую тяжёлую работу. – Тебе, друг мой, сегодня будет полезно попотеть, так что давай, сбегай до копировальной комнаты и наделай мне копий. – Примерно вот так Сократ выветривал из Аристотеля груз его тяжёлых мыслей о вчерашнем.

Ну а когда наступило обеденное время, то тут и сам Аристотель Дмитриевич почувствовал, что вся его злость на Сократа за своё использование по такому, низкой квалификации назначению в виде посыльного, имела под собой только временные основания. И как им вдруг выясняется, то в этих действиях Сократа по отношению к нему имелась своя мудрость – он пропотел и теперь себя чувствовал несравненно лучше, чем утром. И у него даже появился аппетит. О чём он и сообщил в ответ на замечание Сократа о его неважном виде, тем самым аргументируя против этого замечания Сократа.

Ну а если Сократ будет так настаивать на этом, совершенно не понимаемом Аристотелем утверждении, – ты неважно выглядишь, – то Аристотель готов придирчиво к самому Сократу рассмотреть этот вопрос. Где для начала неплохо было бы разобраться, что всё это «неважно выглядит» значит, какая подоплёка разумений под этим словосочетанием скрывается. И как Аристотелю Дмитриевичу с высоты его философского образа мыслей и разумения, подкреплённого знаниями из книг и интернета, а также образовательной программой из университета, в котором он не только просиживал штаны, но и бывало, что и ходил на лекции, рассудительно понимается, то лучше неважно выглядеть, чем важно.