Апокриф Аглаи

Вскоре газеты сообщили о похищении ксендза Попелюшки, о его смерти и о том, что похитители найдены, и Адам подумал, что Лиля, которая, казалось бы, политикой не интересуется, ориентируется в ней гораздо лучше, нежели он, читатель газет. Она пообещала, что вместо милиции она сообщит у себя на службе и попросит о помощи коллег, и, когда через несколько дней Адам показал ей на прогуливающегося около их двери очередного типа, она рассмеялась:

– Этого можешь не бояться, этот наш.

Таким образом стало спокойнее, но как-то еще непонятнее. Их страстный роман теперь развивался в окружении каких-то многочисленных и таинственных личностей.

Как раз тогда Адам решился вернуться к музыке, заказал настройщика и купил проигрыватель, с раздражением думая, что у родителей осталось множество его пластинок, к которым теперь у него не было доступа. Но Лиля поразила его: когда он привез домой проигрыватель, а вместе с ним и двойной альбом с записями Малцужиньского, она сказала:

– А у меня тоже есть одна долгоиграющая пластинка, – и, таинственно улыбаясь, принесла, пряча за спиной, что-то из другой комнаты. Когда зазвучала музыка, Адам вздрогнул: это была «Песня Роксаны» Шимановского в исполнении Каи Данчовской. Видимо, выражение лица у него было еще то, потому что улыбка у Лили тут же погасла:

– Что такое? Что-нибудь не так?

– Нет, нет, все в порядке. – И он укрыл лица в ладонях, пытаясь понять, действительно ли это по-прежнему его трогает. – Просто одна давняя история.

– Какая? Расскажи. – Она села рядом и обняла его за шею.

Адам молчал. Он прекрасно знал это произведение и помнил наизусть, несмотря на то что прошло столько времени. Изумленный стон в высоком регистре, вызванный нежным прикосновением, тихое любовное постанывание – все выше, все громче, потом несколько низких вздохов, как будто волна тепла стекает румянцем от напрягшегося горла куда-то вниз, к диафрагме, и вновь высоко, тонко – рыдание, мечущееся вокруг мелодической линии, как внезапно понимающаяся нагая дама, распаленная ласками, – танец точеных бедер, рука, скользящая по струне, еще выше, еще сильней, вплоть до приносящего облегчение плача, убаюкай себя, утешься: всё, всё, тихо. Но на самом деле это было не так. На самом деле ничего этого не было слышно. Адам потряс головой.

– Несколько лет назад я был на каникулах у моря с одной скрипачкой. Мне было семнадцать, ей чуть больше. Думаю, это была моя первая щенячья любовь.

– Ах ты обманщик, – рассмеялась Лиля. – Значит, я не первая твоя женщина?

– Первая. Получаешь ведь не все, чего хочешь. Наши репетиции я действительно переживал очень эротично, но покорно сидел за пианино. А за ней ухлестывал один парень, наверно, ее ровесник, и я страдал, потому что видел, как они смотрят друг на друга, как садятся рядышком в столовой. Он, пожалуй, относился ко мне с симпатией, но я его ненавидел. Однажды после ужина я увидел, что они пошли гулять, и решил проследить за ними. Они прошли за поселок в лес, и, когда начали целоваться, я расплакался от ревности, унижения и убежал. – Адам почувствовал, что Лиля гладит его по голове. – А перед входом в наш пансионат наткнулся на мать, и она принялась причитать, как она беспокоилась обо мне и что я должен быть всегда при ней, потом вдруг достала расческу и захотела меня причесать. Я почувствовал себя куклой, маленьким ребенком, подумал, что так будет всегда, резко вырвался и убежал. Я помчался обратно в лес, хотел найти того парня, избить его, плакал от злости, собирался с ним драться, хотя, сказать по правде, я его только рассмешил бы, потому что грудная клетка и плечи у него были как у культуриста. Ну а я…

– Тебе чего-то недостает? – спросила Лиля и лизнула его в ухо. Ему стало жарко.

– Я забрался довольно далеко в лес, куда дальше того места, где их оставил, и остановился в растерянности. И тут увидел: между деревьями что-то белеется. Четко я не видел, было темно…

– Подожди, – шепнула Лиля. Она зажгла свечку на комоде и погасила верхний свет. – Так было?

– Примерно, – усмехнулся он, глядя на эту инсценизацию. – Скрипачка стояла, держась за ствол, лицом к дереву, обхватив его тонкими ладонями.

Лиля подошла к дверному косяку.

– Так она стояла? – шепотом спросила она.

– Так, – еще тише ответил Адам. Несколько секунд они молчали. – А он стоял позади нее…

– Встань, как он. – Это даже не был шепот, то была тень шепота. Адам на дрожащих ногах подошел и встал у нее за спиной. Они шумно дышали, воздух переносил теперь только контуры гласных.

– Они это делали?

«Песня Роксаны» потихоньку замирала. Адам сглотнул слюну.

– Да.

Настала тишина.

– Ты был возбужден?

– Да.