Аполлон на миллион

– Ленка Кузьмина за Сережкой бегает, – захихикала та, – а Глазьев на нашу королеву внимания не обращает. Вы ей сейчас прямо в печень вилкой ткнули.

– Тебе он тоже нравится? – улыбнулась я.

– Бе-е… – скривилась девочка. – О мальчиках я не думаю, они мне ваще не нужны.

– Значит, не рассердишься, если я спрошу, где Глазьев? – усмехнулась я.

– А за фигом вы его ищете? – проявила любопытство собеседница.

Я погрозила ей пальцем.

– Секрет страшный! Никому говорить нельзя!

– Подумаешь, – фыркнула толстушка, – про глазьевские тайны все знают. Хотите первоклашку ему под крышу отдать? У вас девочка? Я тоже опекой занимаюсь, но мальчишек не люблю, они противные.

– У меня сын, – быстро сориентировалась я, не понимая, о чем идет речь.

– Жаль, – вздохнула гимназистка. – Беру дешевле Глазьева и подзатыльников обезьянкам не раздаю.

– Обезьянкам? – удивленно повторила я.

Толстушка поджала губы.

– Мы так малышей называем, это не обидно. Серега! Иди сюда!

Коренастый мальчик, только что вышедший из здания, посмотрел в нашу сторону и быстро приблизился.

– Здрассти. Тебе чего надо, Федекина?

– Вот она хочет обезьянку пристроить, тебя ищет, – бесцеремонно ткнув в меня пальцем, сообщила девица.

– Федекина! – заорал кто-то. – Ты ваще куда подевалась?

Девочка убежала, забыв попрощаться.

– Не обращайте на нее внимания, – смущенно сказал Сергей, – Танька на всех злится. Обезьянками мелких никто, кроме нее, не называет. Федекиной охота подопечных получить, но из нее такая противная энергетика прет, что родителей отшибает. У вас девочка?

– Мальчик, – ответила я. – Где нам лучше спокойно побеседовать?

– Можно вон там, через дорогу, – предложил Сережа, – в парке лавочек много.

Мы пересекли проезжую часть, устроились на скамейке, и Сергей начал явно заранее заготовленную речь:

– Я не пью, не курю, с девчонками не тусуюсь, отличник. Планирую поступить в университет в Токио, сдал все экзамены по японскому языку с лучшими в России баллами. Занимаюсь спортом, два раза в неделю посещаю фитнес. Могу утром отводить вашего мальчика в школу, следить, чтобы его никто не обижал, возвращать с занятий. Это самый простой вариант, стоит тысячу рублей в день.

– Не дешево, – отметила я, – получается почти тридцать тысяч в месяц. Няне можно заплатить меньше, и она еще покормит ребенка, посидит с ним до моего возвращения с работы.

Юный гувернер откинулся на спинку скамейки.

– Я вас не уговариваю, у меня нет проблем с заработком. А приличные няньки берут сейчас дороже. Хотя можете найти гастарбайтершу, но тогда не удивляйтесь, когда позовете ребенка и услышите от него вопрос: «Шо?» Бабушка-соседка тоже не выход. Она парнишку туда-сюда сводит, обедом покормит, а в школе проблемы не разрулит. Что делать станете, если малыша старшеклассники бить начнут? Или училка его невзлюбит? Я же со всеми бедами легко справлюсь. И уроки вашему сыночку растолкую. Могу, кстати, его с собой в фитнес-зал брать, но тогда уже будет другая стоимость. Полный пакет услуг, когда я мелкому мама-папа, даже песенку на ночь спою, если вы задержались, стоит семьдесят пять тысяч в месяц. Подумайте и примите решение. Но особенно не тяните, у меня еще три предложения есть. И вот, смотрите!

Сергей вынул из рюкзака прозрачную папку.

– Это мои анализы. СПИД, сифилис, гепатит – ничем таким я не болен. Есть бумаги из псих– и кожвендиспансера.

– Ты основательно подготовился, – похвалила я Глазьева.

Юноша пожал плечами.

– С седьмого класса опекой занимаюсь, знаю, что родителям надо. Если хотите, сброшу вам на электронку справки и договор.

– С тобой надо подписывать контракт? – поразилась я.

Глазьев кивнул:

– Да. Мы там укажем все, что я делаю, чего не делаю. И вам спокойно, и мне. Законной силы документ не имеет, но зато у нас недоразумений не возникнет.

– Люба Ермакова тоже опекой занималась? – остановила я мальчика.

Он вздрогнул.

– Нет. Почему вы спрашиваете?

Я вытащила из сумочки свое фальшивое удостоверение помощницы Дегтярева.

– Извини, сразу не представилась. У меня нет сына-первоклашки.

Сережа опустил голову.

– Меня не интересует твой маленький бизнес, – добавила я, – речь пойдет об убийстве Любы. Знаю, ты считал Ермакову сестрой, вы родились в один день, почти в один час, ваши мамы подружились. Так?

Собеседник молча кивнул.

– Отношения у вас были только дружескими? Или нечто большее? – не утихала я.

Глазьев, покраснев, буркнул:

– А вы с братом спать станете? Вообще-то я не обязан с вами разговаривать. Знаю свои права: несовершеннолетние допрашиваются в присутствии родителей или педагога.

– А где ты видишь бланк допроса? – спросила я. – Или диктофон? Не кипятись, мне просто очень нужна твоя помощь. Если ты считал себя братом Любы, наверное, надеешься на поимку убийцы Ермаковой.

– Его уже давно не ищут, – сердито возразил мальчик, – полиции наплевать.

– Я пытаюсь выяснить, кто лишил жизни Любу и ее отца, – произнесла я. – Мне кажется, что ты, давая в свое время показания, слегка слукавил, сказав, что ничего не знал о похищении. Неужели Любаша с тобой не поделилась?