Апология чукчей

Я тотчас отметил его деревенский выговор, обожающий взгляд, направленный на мегеру Тэтчер. По мне, Тэтчер не стоила внимания, буржуазная английская тетка с сумочкой. Безвкусная и стерильная, как все англичанки… Первое впечатление в большинстве случаев оказывается верным. Замеченные мною горбачевские качества позже и проявились во всем их блеске. Неотесанность выразилась в полном отсутствии знаний о со временном мире, и следствием этого стала неразумная внешняя государственная политика, а тщеславие привело его в объятия Тэтчер, потом Рейгана и Буша-старшего. Хитрые лощеные ребята льстили ставропольскому механизатору, у которого от их ядовитых похвал кружилась голова: «Я ли это, простой Мишка Горбачев, стою рядом с умными и великими владыками мира?!» Я уверен, что именно так расшифровывались в слова его взгляды украдкой, я видел по ящику, он на западных этих бросал. Бросал. Ну, они ему и напели, олуху ушастому, про общечеловеческие ценности, что Варшавский договор надо распустить, Германию — объединить, но не так, чтобы одна ГДР получилась, а так, чтобы все немцы под ФРГ оказались. Он так и сделал, как они ему внушали. Объединил.

Жерар Гасто — мой хромой друг, а не только фотограф, — упрекнул меня за объединение Германии.

— Зачем, Лимоноф, вы это сделали? Нам, французам, опять придется с «капустниками» воевать. И вам. Зачем?

Я сказал, что я тут ни при чем. Что мне самому не нравится вновь образовавшееся немецкое величие.

— Идиоты вы, русские, — сказал Жерар. Две трети французов, оказалось, думают так же, как Гасто. Потому что в декабре 1990 года опубликовали «зондаж» общественного мнения. Французы, вспомнив 1914 и 1939 годы, сказали: мы недовольны. «Капустников» теперь больше 80 миллионов. Опасно.

Дальше по приказу улыбчивого Горби КГБ стал устраивать бархатные революции в соцстранах. Быстро так бегали толпы через телеэкран, и страна за страной падали, как карточные домики. Режим за режимом. Вполне бескровно; только на родине графа Дракулы, в Румынии, на улицах стреляли и не смогли удержаться, чтобы не расстрелять влюбленную пару Чаушеску, Николае и Елену. Старый диктатор и его жена, впрочем, умерли достойно, чуть ли не держась за руки лежали на асфальте дворика, мертвые, но, видимо, влюбленные.

Потом дошла очередь до Югославии. Только объединившись, германцы немедленно поддержали деньгами и оружием отделение Хорватии и Словении. Я сам видел сбитый самолет с оружием, летевший из Австрии в 1991 году к хорватам. И еще один сбитый, с оружием, летевший из Венгрии. Своими глазами. Хорватских повстанцев стали обучать на бывших советских военных базах в Венгрии. Вот так, господин социал-демократ Горбачев! Военная база, как свято место, пуста не бывает. Если ушли советские, пришли противоположного лагеря военные. Эта и подобные истины в книгах есть. Нужно было лишь читать. «Книгу правителя области Шан», «Принц» Николо Макиавелли, Клаузевица и Мольтке и много чего другого. А не сидеть истуканом на тупых пленумах, переливая из пустого в порожнее.

Я пытался исправить хоть что-нибудь на Балканах, единолично, с личным оружием противодействовать тому, что наделал Горбачев. Но что мои слабые силы, даже вместе с силами двенадцати миллионов сербов?! Мы потерпели поражение.

В 1996 году авангардные кинематографисты Сальников и Мавромати провели меня с черного хода в Дом кино, где происходила встреча кандидата в президенты России М. С. Горбачева с избирателями. Встреча уже продолжалась минут сорок, когда я вошел с охранниками и сел во второй ряд. Собравшиеся узнали меня и недовольно зашумели. Они просто не понимали меня тогда, рано было им понимать. Они там, со сцены, зачитывали записки, но я встал и поднял руку.

— У меня вопрос, — сказал я.

— Вопросы только в письменном виде, — занервничал директор. Горбачев вгляделся в меня.

— Пускай говорит, я его знаю. Я видел его в кино. (Очевидно, он имел в виду в телевизоре.)

— Эдуард Лимонов, — представился я. — У меня вопрос вежливый по форме и неприятный по существу. Когда вы спите, по ночам не снятся ли вам, бывшему президенту СССР, мальчики кровавые?

Зал за моей спиной разразился негодующим шепотом и злыми выкриками:

— Уберите его. Выведите! Вывести его!

Но я продолжил:

— Даже если мы не станем касаться несчастий, обрушившихся на нашу страну в результате вашего бездарного правления, то даже то, что я видел в Югославии, вечным проклятием должно будить вас. Погибли и гибнут сотни тысяч жителей Югославии, потому что вы дали объединить Германию и выпустили всех демонов балканских национализмов…

— Вопрос! Какой у вас вопрос?! — закричал директор.

— А всё тот же, — сказал я. — Снятся ли мальчики кровавые?

Я сел. Подумал, что сейчас они меня линчуют.

— Ну што ты думаешь, ну што вы думаете, они бы без меня не освободились… Они бы всё равно освободились, эти соцстраны. И Германия бы объединилась, — начал он. И понес, пошел излагать никак не доказуемую популярную гипотезу, что всё бы развалилось само. Без его вмешательства.