Апология чукчей

Наш день всех шипящих обычно совпадает с началом карнавалов в Венеции и в Луизиане, после которых наступает сорокадневный Великий пост перед Пасхой. В природе, и в Европе и в Северной Америке (но не в Луизиане, конечно), цветовая палитра пейзажей в это время небогата, ограничена белым, черным и серым. Ветер уже пахнет, впрочем, не по-зимнему, пахнет тревожно только еще намечающейся весной. Ветер предвещает бури, наводнения, эффектные страсти, убийства и самоубийства. Часты в это время оттепели и последующие обледенения. Депрессии, нервные срывы и легочные заболевания неизбежны в эти дни. Бывают и революции.

Русская буржуазная началась, когда 5700 вагонов с хлебом и продовольствием застряли на пути к Петрограду, потому что 1200 локомотивов вышли из строя. На Выборгской стороне и на Васильевском острове были разгромлены все булочные. По улицам проходили народные шествия. Толпа кричала: «Хлеба и мира!» Казаки атаковали толпу и убивали рабочих. «На правом берегу Невы показывается беспорядочная толпа с красными знаменами, между тем как с другой стороны спешит полк солдат. Так и кажется, что сейчас произойдет столкновение. В действительности обе массы сливаются в одну. Солдаты братаются с повстанцами», — свидетельствовал посол Франции Морис Палеолог. И уже на другой день он констатирует: «Окружной суд представляет из себя лишь огромный костер; арсенал на Литейном, дом министра внутренних дел, дом военного губернатора, здание слишком знаменитой «охранки», около двадцати полицейских участков объяты пламенем; тюрьмы открыты, и все арестованные освобождены: Петропавловская крепость осаждена, овладели Зимним дворцом, бой идет во всем городе».

Дело в том, что толпы вдохнули тревожный ветер конца февраля, ветер беспокойства, тревоги, убийств и самоубийств, депрессий, нервных срывов и неповиновения. Толпы затянулись этим крепчайшим воздухом и нервно задвигались и побежали. Что такое революция, как не коллективный нервный срыв. В феврале, после долгой зимы и войны, у всех сдали нервы…

Апология народа

По воле российских политических обстоятельств я тут последние пару лет имею дело с либералами. Вынужденные союзнические отношения позволили мне хорошо рассмотреть союзников. То, что я увидел вблизи, меня политически не очень обрадовало, однако как литератор я сделал ряд интереснейших наблюдений.

Одно из них, крайне печальное по сути своей, — либералы, может быть, отталкиваясь от внешнего обожания «класса гегемона» советской властью, имеют крайне низкое мнение о народе. В лучшем случае они уверены, что народ подлежит перевоспитанию, в худшем — народ следует победить и навязать ему свой, «правильный» образ жизни. Кто, где, что сказал, явки, пароли я не выдам, но пусть читатели знают — проблема есть.

В 1991 народу дали по голове Беловежским соглашением. Он себе было тихо прижился после большевистских усушек и утрусок, наплодил детей и смирно жил-поживал, купаясь с удовольствием в брежневском застое. А тут нате вам, туда ехать нельзя, сюда нельзя, самые усердные — украинцы — начали устанавливать таможни. А народ привык иметь родственников кто в Магадане, кто в Алма-Ате, не говоря уже о Харьковах и Днепропетровсках. Страдающее большинство, впрочем, как всегда, пыхтело и молчало. Возрадовались зато шустрые и бодрые передовые ребята, изнывавшие от скуки и разламываемые на куски изобилием внутренних сил. Эти герои, разломав в личных целях Союз Советских Земель, занялись со рвением, понационально, в отдельности экспериментировать, то есть делать жизнь своих народов невыносимой. Союз убили в конце 1991 года, а уже 2 января 1992-го, придя в продовольственные магазины в России, народ увидел на продуктах народного потребления, вплоть до макарон, такие астрономические цены, что впору громить бы магазины, да за годы советской власти разучились. Я так и по сей день считаю, что громить и брать бесплатно было тогда самым здоровым выходом. Любой консилиум из психиатров, любой суд присяжных истории народ бы оправдал. Либералы-реформаторы неистово взялись за дело разрушения старого мира и создания нового. Народ должен был безропотно подчиняться этим гениям, потому что они утверждали, что всё делается для блага народа. Отдаленное благо даже не брезжило нигде в небе над тоскливой зимой 1992 года, производство летело вниз сорвавшимся лифтом, но упорные ребята настаивали на своем. Пытки гражданина и всех граждан сразу продолжались. На улицах появились толпы нищих, а дети подбирали объедки, соревнуясь между собой, как в худшие из Средних веков. Расплодились крысы и волки.

Пока народ боролся за жизнь, стенал, крякал и предавался эпидемии самоубийств, гении, до перестройки томившиеся в пыльных конторах, принялись делить имущество страны. Не всегда даже в свой карман. Среди них были и настоящие идеалисты. Такие, я полагаю, какие шли когда-то в Святую инквизицию. Ради идеи, сверкая очами.