Апостол Смерти (СИ)

— Тогда-то они с бабкой и переехали сюда лет десять назад. Семённа, как дочь схоронила, с давлёнкой замучилась, сахар заскакал, все болячки повылезали! Работать уже не могла, а пенсия эта копеечная — всё на лекарства да кусок хлеба. Не справлялась она. У Никитки ещё первый пушок под носом не вырос, как подрабатывать начал. Всё на себя взвалил, так школу и не окончил. Хороший был парень, толковый, ответственный, цены ему не было!

— Да все только и знают, что говорить «хороший», а помочь никто не хочет! — плаксиво взвизгнула Лера.

Пётр Иванович зашлёпал губами.

— Я ж конечно!.. Да если б только знал! Чем смогу, да… А что нужно-то?

— На его могиле нет фотографии, — повторил Демид отрезвляющим тоном. — Нам нужно попасть в его квартиру и найти…

— Да-да-да! Щас, щас я принесу…

Бешено кивая головой, Пётр Иванович скрылся за дверью и через минуту вынес старый ключ на потемневшем кольце.

— Вот ключик ихний. Я вам сейчас открою, — пробормотал он и зашаркал к моей квартире, костлявыми старческими пальцами переворачивая ключ в нужное положение. — Надо же, Никитка! Да как же так-то?

Как только в двери лязгнул замок, старик, всё ещё держа ключ в скважине, пошаркал тапками по бетонному полу и метнул на Леру выразительный взгляд.

— Как, говоришь, тебя зовут?

В животе у меня неприятно ёкнуло.

— Лера.

— А годков-то тебе сколько?

— Восемнадцать, — не моргнув и глазом, соврала она. Сумрак подался вперёд.

— Пётр Иванович…

— А Никитку вы давно знали? — почти непринуждённым тоном спросил мой сосед, спрятал ключ в карман трико и бодренько подёргал костлявыми плечами.

— Нет! — рявкнул я.

— Да, — одновременно со мной сказала Лера, и замялась. — Ну… не очень давно. Год… может.

— Какой год, Лера! Я только осенью с армии…

— А-а-а! Ну проходите-проходите!

Старик распахнул дверь и гостеприимно замахал рукой, и с съёжившимся сердцем я принял приглашение в собственный дом. Дом мёртвых.

Пройдя по узкому коридору к залу, окинул взглядом своё скромное — нищее… — пристанище. Обои местами ободраны, старая мебель покрыта пылью, с дверных проёмов сыплются куски облупившейся краски. Своим грозно ревущим пылесосом я пользовался хорошо если за месяц до своей смерти, настолько был то занят, то уставший. Можно было представить, что творилось с тёмным от грязи постсоветским ковролином. Как же я ненавидел сейчас свою убожескую нищету, которая в итоге и свела меня в могилу!

— Я думаю, можно не разуваться? — полувопросительно произнёс Демид и прошёл сквозь меня.

— Будьте как дома.

Через позорный зал я прошёл в свою не менее позорную комнату.

Древний фотоальбом хранил очень мало моего прошлого. Большую его часть занимали изображения бабушкиной молодости, среднюю — несколько этапов жизни матери — её младенчество, детство, первый класс, пионерский период и первые шаги к самостоятельному полёту.

Я же в этой семье как будто был гостем или каким-то дальним родственником. Детские фото можно пересчитать по пальцам, а с момента смерти матери меня словно бы тоже не стало. Вот я десятилетний сорванец в объятиях молодой женщины, которой не исполнилось и тридцати двух, а вот уже меня провожают в армию.

Лера долго рассматривала фото, где две женщины в купальниках и бриджах и ребёнок в одних шортах позируют на фоне жёсткого снежного покрывала. Вокруг тонкие деревца северной тундры со скудными зеленоватыми веточками, неподалёку ржавый мангал с шашлыками, импровизированный стол и ствол карликовой берёзы вместо скамьи. В кадр он не вошёл, но я помню каждую мелочь того дня. Это была последняя съёмка привычной, по-своему счастливой жизни, что навсегда ушла от нас вместе с тем коротким летом.

— Да, не густо, — вынес свой вердикт Демид. — Я видел, в зале стоит в рамке твоё армейское фото.

— Нет уж! Не надо меня увековечивать в солдатском обличии. Дембельнулся и вычеркнул из жизни эти два года. Хватило.

— Укоротил и так короткую жизнь. А на компьютере есть фотографии?

Я пожал плечами.

— Ну так. Может, парочка хренового качества.

Грязно-серый компьютер тарахтел на всю квартиру. Не знаю, что больше всего меня сейчас нервировало — этот гул, некромант, едва касающийся пальцами грязной роликовой мышки, или Лера, осматривающая огромный старый компьютер, как скелет динозавра в музее. Я сидел на прогнутой кровати и краем глаза поглядывал в монитор.

На экране возникла папка с несколькими изображениями.

— Вообще не густо, — с некоторым обречением произнесла Лера.

Сумрак открыл первую фотографию. На ней едва-едва по крупным пикселям можно было разглядеть содержимое багажника моей бедной машины. Дальше пошли еле различимые изображения груд инструментов, ремонтируемой техники, записи на тетрадных листах и прочие моменты рабочего быта.

Но вот попалась первая живая душа. На зернистом чёрно-белом фото смущённо улыбалась, глядя выше объектива камеры, темноглазая блондинка в шёлковом халате. Фон её украшала часть круглых настенных часов.

Демид щёлкнул мышкой, а Лера оглянулась и осмотрела циферблат над моей кроватью.

Я упёрся лбом в кулак, чтобы не видеть её заинтересованное выражение и следующие несколько фотографий.