— Но я говорю не о жертве. Я говорю о простых, добрых, братских отношениях, о поступках, подобающих члену команды космического корабля под названием Земля.
— Вы не член команды. Вы командир. Подумайте, Уилл. Способен ли кто-то из них сделать что-нибудь — по-настоящему сделать — для вас?
Он задумался и устрашился ответа. Кто в целом мире мог помочь ему? Есть ли на свете хоть один человек, который мог бы снова наладить его жизнь?
— Нет, — тихо произнес он.
— Вот именно. Высшие держатся поодиночке. Мы — острова. Нам надо учиться жить отдельно от остальных.
Билл смотрел прямо перед собой на дорогу. «Лизл, не надо стремиться стать островом. Я знаю, что это такое. Я живу на острове пять лет, и это настоящий ад».
Но тут какое-то произнесенное ей слово назойливо засвербило в его мозгу.
— Высшие? Вы говорите «высшие»? Это еще что такое?
И она прогрузилась в пространную диссертацию о «высших» и «прочих», постоянно, где надо и где не надо, используя в качестве знаков препинания фразу «Раф говорит».
— Какая куча элитарного дерьма! — сказал Билл, когда она закончила. — Раф что, действительно верит в этот бред?
— Разумеется, — подтвердила она. — И это не бред. На вас влияют культурные традиции. Раф говорит...
— Не важно, что говорит Раф. А что говорит Лизл?
— Лизл говорит то же самое. Вас, и меня, и многих других приучили не признавать, кто мы такие на самом деле, чтобы нас легче было использовать. Оглянитесь вокруг, посмотрите на мир реально, и вы увидите, что это правда.
Билл уставился на нее.
— Что с вами происходит, Лизи?
Она повернулась к нему с искаженным от злобы лицом. — Не задавайте мне этого вопроса! Мне его вечно родители задавали, и я никогда больше не желаю его слышать!
— Ладно, ладно, — успокоил ее Билл, изумленный этим взрывом, — остыньте. Я вам не родитель.
Он провел остаток обратного пути к городу, пытаясь растолковать ей изъяны в извращенном эгоизме Рафа — эгоист сам по себе плох, но когда он отказывается признавать ценность всех других «эго» вокруг себя, то в результате жертвует не только логикой, но и сочувствием.
Но Лизл ничего не принимала. Она полностью погрузилась в философию Рафа.
Постепенно в душе Билла нарастало глубокое беспокойство.
Что происходит? Такое впечатление, что Раф преображает Лизл изнутри, прямо у Билла под носом.
Понятно, как это случилось. Лизл, столь ранимое и уяз
Когда они въехали в город, Лизл попросила Билла высадить ее на стоянке в деловом центре, где оставила свою машину.
— Спасибо за поездку Уилл. Это было грандиозно. Но я хочу поскорей снова свести вас с Рафом. Он вам откроет глаза. Вот увидите — это будет самое замечательное, что с вами когда-нибудь происходило.
Она помахала рукой, повернулась и зашагала к своему автомобилю. Билл ощутил страшную горечь, глядя ей вслед.
«Я теряю ее».
Не тело и не любовь — для Билла это не имело значения, когда речь шла о Лизл, — но ее ум, ее душу.
Раф. Что он с ней творит? Его действия и намерения выглядят почти... зловещими. Впрочем, Биллу, должно быть, затаившаяся паранойя кружит мозги. Никаких дурных замыслов тут нет. Раф просто внушает Лизл свое собственное извращенное представление о мире. Извращенцы всегда так делают.
Но, делая это, он превращает единственного в мире друга Билла в чужого ему человека. И Билл не собирается этого допускать. Лизл слишком невинная, слишком достойная личность, чтобы спокойно сидеть и смотреть, как все хорошее, что в ней есть, вылетает в черную дыру философии Рафа.
Он должен помочь ей вырваться, даже если она не желает вырываться.
Билл знал, что вступает в борьбу с опозданием. До этого самого дня он и не подозревал, что пора начинать борьбу. Но больше в сторонке стоять нельзя.
Первым делом следует разузнать побольше об этом Рафе Лосмаре.
Глава 21
Эверетт Сандерс сидел в одиночестве у себя в кабинете и жевал двадцатую ягодку белого винограда. Сегодня ему не удалось найти ни одного достойного персика, так что пришлось довольствоваться виноградом. Он сложил сумку, в которой принес виноград, и сунул обратно в коричневый пакет с завтраком. Потом уложил пакет в кейс.