Апостолы

Время шло. Ультиматум был объявлен в пять часов вечера.

Ночь прошла спокойно, без событий. Утром я включил телевизор. В Гуджарате ничего не изменилось. Обращение Господа было благополучно проигнорировано. Только беспорядки докатились до Бомбея.

Господь ждал. Мучительное ожидание. Что-то должно было произойти. Я шел по коридору дворца (просто хотелось на воздух), когда столкнулся с Марией. Мне было любопытно, но я не решался задать вопрос. Мы никогда не были особенно близки.

Она остановилась, улыбнулась. Кажется, после воскрешения ее красота стала ярче и резче. Голубое платье. По-моему, ей больше шло черное и красное.

— Мария?

Она поняла.

— Просто я хотела быть с ним, Пьетрос. Это возможно только для бессмертных. Тех, кто не прошел через смерть и воскресенье, его прикосновение убивает. К сожалению, я не сразу это поняла… Эта Хунсянь — только наложница. Была.

— Прикосновение убивает?

Я вспомнил римских заговорщиков, «Союз связующих». Мой разговор с Марком. «Отчего они умерли?» — «Чтоб я знал!» И похороны кота Соломона, слишком любившего своего хозяина.

— Это началось после его воскрешения, да?

— Да. Только не трепись об этом на каждом углу. Вы, мужчины, слишком часто не умеете держать язык за зубами.

Она повернулась, чтобы уйти.

— А апостолам?

— Нет. Те, кому надо, давно знают. Остальным — противопоказано. Кстати, ты зря боишься. Я бы не рекомендовала тебе пистолет. Это не лучший способ. Но в остальном — ерунда.

Я вышел на воздух и остановился под навесом подъезда. Шел дождь. А я забыл зонт. Было бы приятней прогуляться по саду, чем торчать здесь. Жалко, что я не курю.

Дверь скрипнула, и рядом со мной возник Андрей.

— Привет.

— Привет, Андрей.

— Вообще-то Арджуна. Это имя мне дали при посвящении. Андреем зовут мой паспорт.

Мне по-фигу. Пусть Арджуна.

Андрей (все-таки так привычней) тоже не курил. Религия запрещает. Прислонился к стене и смотрел на дождь.

— Как Рамакришна?

— Представляешь, он знал заранее, что я приду.

Андрей пожал плечами.

— Нашел, чем удивить! Сиддхи[106] — ничто, бхакти[107] — все.

— Что ничто?

— Сиддхи — это магические способности. Они только мешают на пути совершенствования. Гордыня одолевает. Йогу, обладающему сиддхами, также трудно проникнуть в Вайкунту[108], как слону пролезть в игольное ушко. Но от них никуда не денешься, — он вздохнул. — Сами возникают. Надо просто поменьше демонстрировать. Главное быть чистым преданным Господа, а остальное приложится вам. Пойдем!

Он нырнул под дождь, повернулся ко мне. На него не упало ни одной капли. Струи огибали его, словно он раздвинул занавеску. Я спустился по лестнице. Вместе мы дошли до резной каменной беседки в саду.

— Эх! Ввел ты меня в соблазн!

Мы сели на каменные скамьи, и Андрей продолжил демонстрировать сиддхи. Верно, решил, что семь бед — один ответ.

— А в том, что разрушение — один из аспектов Бога, Рамакришна прав. Кришна приходит в мир, чтобы облегчить ношу земли. «Я — могучее время, губящее мир. И теперь я занят разрушением мира»[109]. Читал Бхагавадгиту?

— Читал. Жутковатый у вас Бог.

— Не хуже вашего. Разве всемирный потоп не разрушение?

Да, Матвей мне уже толкал эти идеи. Разрушение. Ничего не попишешь.

— Но это не главное. Главное — любить Бога, — с воодушевлением продолжил Андрей. — Надо пустить Кришну в свое сердце, путь займет там маленький кусочек. Потом он завоюет все.

— Слушай, а чего ты перешел в вайшнавизм[110] из христианства? То же самое ведь.

— Нет, не то же самое. Вайшнавизм — расширенное христианство. «Бог сотворил небо и землю». Какая ограниченность! Кришна — господин бесчисленных вселенных, и в каждой — свой Брахма[111], который ее творит. Да и отношения с Богом не так разработаны и классифицированы, как у нас. Можно стать слугой Бога, можно сыном, можно возлюбленным (если вспомнить вашу святую Терезу Авильскую). Но любви к Богу, как к сыну, как к своему ребенку в христианстве нет. А это одно из высших проявлений бхакти.

«Да, какая потеря», — подумал я. Что поделать, не могу представить себя, наказывающим пятилетнего Христа за украденные сливки. Да и не крал он, думаю, сливок. Это Кришна, судя по литературе, был наишкодливейшим ребенком, и родители с ним намучились. А потом я представил, как сливки крадет Эммануил. Нет, не представляется. Он скорее кнопки подкладывал тупым учителям.

— Сливки — это символ человеческой души, — улыбнулся Андрей. — Кришна — вор. Он крадет наши души.

Тогда, пожалуй, да. Это про Эммануила.

— А мысли Господа ты тоже умеешь читать?

— Ни разу не пробовал. Неправильно это. Читать мысли незнакомцев — одна из простейших сиддх. Это даже начинающие умеют. Тем более мысли старого приятеля. Но мысли Господа…

— Ладно, не порть себе карму.

— Для меня не существует кармы. Все свои дела я посвящаю Господу, а значит, я свободен. Для меня есть только его милость или немилость. Но и он свободен в милости и немилости.