— Марк, как ты думаешь, нас быстро освободят? Господь ведь нас не оставит?
— У него без нас дел полно. Когда дойдет досюда, может и нас выпустит заодно. Вообще, в таких местах сидят месяцами. Если, конечно, раньше не убивают. Эти ребята очень любят отрезать пленникам головы и выставлять на всеобщее обозрение. Восток!
— Марк, но большинство местных арабов — христиане!
— Ну и что? Нет, ты действительно считаешь, что это имеет значение?
Я задумался.
— Вообще-то Торквемада тоже считал себя христианином…
— Вот именно.
— Ну и что ты предлагаешь?
— Как что? Бежать!
— Отсюда? Ты думаешь, это возможно?
— Я уверен. Вот только приду немного в себя. Нога… Но с этим нельзя затягивать. Чем дольше мы здесь проторчим, тем будет труднее. Ослабнем. На таких харчах далеко не убежишь.
— Но как?
— Они не слишком опытные тюремщики, — Марк перешел на шепот. — Они не отобрали у меня ботинки.
— Ну и?
— Увидишь. Еду из корзины будешь забирать ты, а я уберусь, пожалуй, подальше от этой дыры и от света, чтобы они поменьше видели. Спросят, скажешь, что мне плохо. Они не рискнут спуститься. А рискнут — им же хуже.
Дня через три Марку стало лучше, и он занялся осуществлением своего плана. Когда я забирал из корзины воду и хлеб, при тусклом свете, льющемся из люка, я заметил, что у Марка что-то с ботинками, а именно, оторваны подошвы. Разобравшись с едой, я подполз к моему другу.
— Слушай, зачем ты испортил себе обувь? Ты так собираешься идти по пустыне?
— В пустыню надо сначала выйти. В ботинках, невинный ты человек, есть одна маленькая деталь, как раз между подошвой и стелькой. Вот!
Он дал мне потрогать нечто явно металлическое.
— А заточить здесь нетрудно. Кругом камни. Ты когда-нибудь играл в дартс?
— Вообще-то, да… Ты что собираешься убить охранника?
— Не чистоплюйствуй! Они убьют нас, не задумываясь. Это война.
Еще несколько дней ушло на изготовление заточек. За это время Марк потихоньку начал ходить и, наконец, объявил, что он в форме.
— Как ты думаешь, у них много народу наверху, когда они спускают нам еду?
— Да, вроде, тихо.
Марк задумался.
— Знаешь, у нас ведь только две заточки… Ты, ведь, кажется, был в туфлях в Кнессете, да? А не в этих твоих кроссовках?
— Отстань. Ты хоть понимаешь, что такое идти босиком по раскаленному песку?
— Ходил по снегу — пройду и по песку. Ладно, время дороже. Главное не промахнуться.
Все было готово, когда люк вновь открылся, и корзина поползла вниз. Точнее ее спускал человек, сидящий на корточках на краю люка. Его было хорошо видно, нашего тюремщика, ярко освещенного полуденным светом. А вот он нас, я думаю, видел неважно, скрытых в полутьме подвала. Марк прицелился и запустил заточку. Тот наверху даже не успел застонать, только начал медленно падать лицом вниз прямо в люк. Я бросился было к стене, но Марк удержал меня за руку.
— Недалеко, — шепнул он. И грузное тело упало прямо у нас перед носом.
— А вот теперь подальше, — Марк толкнул меня во тьму и потащил за собой мертвеца. И вовремя. Почти тотчас наверху появился еще один араб и наугад выпустил по нам автоматную очередь. Несколько пуль прошили тело первого тюремщика, которым успел закрыться Марк, но его самого, похоже, не задело. Мы затихли. Верхний тюремщик, видимо, опрометчиво поверил в нашу смерть и наклонился над люком. Этого оказалось достаточно. Марк сделал одно молниеносное движение, и второй террорист упал вниз вслед за первым с заточкой в горле. Мы прислушались. Было тихо.
— Кажется, пока все, — прошептал Марк. — Ну что, будем выбираться.
Он деловито вытащил заточки из глаза первого трупа и из горла второго и аккуратно вытер их о традиционные белые одежды арабов. Я отвернулся.
— Еще пригодятся. А ты смотри сюда. И для тебя будет работа.
Он разоружил охранников. У одного вынул пистолет и отдал мне, у второго забрал автомат.
— Автомат — это хорошо, — прокомментировал он. — Хотя то, что были выстрелы — это плохо. Полезай ко мне на плечи. Ты легче. Достанешь до люка?
Я залез. Но до люка оставалось, по крайней мере, полметра. Я не мог дотянуться.
— Нет, Марк, никак.
— Видно что-нибудь в комнате? Может быть можно использовать веревку? У нас же есть веревка от корзины. Есть, на что набросить?
— Не знаю. Почти ничего не видно. Только стены. Марк! Отсюда не выбраться! Они все продумали!
— Не нервничай. Слезай.
Я спрыгнул на пол.
— А эти на что? — Марк указал взглядом на мертвецов, потом наклонился и положил их один на другого. — Так выше.
Он бесцеремонно поднялся по трупам.
— Теперь полезай. Дотянешься. Только возьми веревку. Мне скинешь.
Я залез и дотянулся.
— Хорошо, упитанный араб попался, — прокомментировал Марк, и я понял по голосу, что ему больно.
— Как твоя нога, Марк?
— Болтай поменьше. Потом разберемся.
Я подтянулся на руках и оказался наверху. Комната была пуста. Я кинул Марку веревку, и он поднялся вслед за мной. Сквозь небольшое окно была видна пыльная и безлюдная улица арабской деревушки. Мы щурились от яркого дневного света.
— Сюда! — сказал Марк и открыл окно. Мы спрыгнули на землю. — Быстрей! Мы и так потеряли много времени.