Апрельская ведьма

В восемь вечера Маргарета начала плакать. В десять перестала и принялась перечислять все известные ей ругательства, по одному на каждый шаг по кухне. В два часа ночи она уснула с мальчиком в обнимку. А в полседьмого кто-то крепко тряханул ее за плечо, так что она разом проснулась.

— Вали-ка отсюда, — сказала Биргитта. — Это моя постель. А я ухайдакалась, как собака.

***

— Ну, чего злишься. — Биргитта наполняет свой стакан. — Это всего-то пиво.

Маргарета смотрит в сторону: она снова раскаивается, она раскаивается всегда. Когда в следующий раз ей захочется оказать любезность одной из сестер, она отведет себя в сторонку и врежет там себе как следует. Просто в качестве напоминания.

— Я не злюсь, — отвечает она, но не может скрыть раздражения в голосе. — Я просто думала, ты бросила пить. Ты же обещала, когда я звонила в прошлом году.

Биргитта поднимает стакан и разглядывает на свет янтарную жидкость.

— Я и не пью, — отвечает она. — Просто пива взяла. И не нужно истерики.

Истерики? Маргарета, хмыкнув, открывает меню:

— Что ты будешь? Пиццу? Или еще что-нибудь?

Биргитта не отвечает, прикрыв глаза, она с наслаждением потягивает пиво длинными глотками.

— Лично я беру семгу. — Маргарета откладывает меню в сторону. — Семгу-гриль.

Биргитта почти опустошила стакан и слизывает пену с верхней губы.

— Семгу? Да блин, как-то жрать вроде не тянет...

Если она не съест чего-нибудь, то опьянеет, а если опьянеет, то тогда держись... Перед глазами у Маргареты встала картинка: вот она идет по Дроттнинггатан, пытаясь утихомирить горланящую и спотыкающуюся рядом с ней Биргитту. Нет уж, такого унижения она терпеть не станет. И, положив обе руки на стол, она откидывается назад и шипит сквозь зубы:

— Ты сейчас же поешь! Если не поешь, я не повезу тебя ни в какую Муталу, можешь добираться домой, как знаешь!

Биргитта сперва оторопела, но тут же затараторила:

— Черт, ну что ты дергаешься-то? Ясное дело, поем я, просто не люблю я семгу. Это что, запрещено?

Прихлебывая пиво, она принимается листать меню.

— Шницель? — спрашивает она. — Это то же самое, что бифштекс?

Маргарета закуривает, пальцы ее немного трясутся.

— Шницель — это прессованные мясные обрезки...

Она проглотила конец фразы — что это еда, которую делают для таких, как ты, те, кто презирает таких, как ты. Но Биргитта не слышит ни того, что она сказала, ни того, что подумала.

— Смотри-ка, картошка во фритюре под соусом «беарнез»... Вот зараза! Ладно, это я возьму. — Она снова наполняет свой стакан и улыбается поверх него. — Ты чертовски любезна, Магган! Всегда сделаешь по-своему!

Молчание. Маргарета смотрит в окно, чувствуя, как у нее опускаются плечи. Дроттнинггатан тонет в сумерках. Все как прежде. Те же шестидесятые, если бы не другой покрой одежды прохожих и цвет трамваев. И сама она словно семнадцатилетняя гимназистка. По крайней мере — в душе.

— Когда я жила в Норчёпинге, у меня был роман с нашим учителем, — говорит она, наливая себе пива. И поражается собственной откровенности — никогда еще она ни с кем не говорила о том, что происходило между нею и Андре. Но Биргитта, похоже, не слушает, она разочарованно следит за стаканом, который Маргарета подносит к губам, — надеялась, наверное, что и вторая бутылка достанется ей.

— Он обычно возил меня по вечерам на своей машине, мы искали тихое местечко — каждый раз другое, чтобы нас не узнали. И занимались потом любовью на заднем сиденье.

Биргитта явно заинтересовалась, она ухмыляется:

— Ух ты блин, вот уж про тебя бы не подумала. Ну и как он, ничего?

— Ничего?

— Ну да. В смысле потрахаться?

Маргарета чуть вздергивает верхнюю губу. О господи.

— Пожалуй. Но не в этом дело. Мне было одиноко, мне был нужен кто-то...

Она умолкает, молоденький официант ставит перед нею тарелку, и она равнодушно глядит на семгу. Биргитта тянется за солонкой и солит картошку широким жестом сеятеля. Маргарета, переведя дух, продолжает:

— Это было так ужасно — то, что случилось с Тетей Эллен, я, наверное, с год потом была в шоке.

Биргитта цепенеет, глаза ее суживаются.

— Я не виновата!

Гнев Маргареты вспыхивает снова — неужели трудно выслушать?

— Разве я это говорила?

Биргитта отпускает солонку и принимается искать сигареты, потом, выпятив губы, щелкает зажигалкой.

— Вы всегда меня обвиняли! Всегда!

Маргарета накалывает ломтик картофеля на вилку, ее так и подмывает выплеснуть накопившуюся злость.

— Мы же с учителем сами тебя видели как-то вечером...

Взгляд Биргитты блуждает, бросив зажигалку, она роется свободной рукой в кармане джинсов.

— На, погляди, — говорит она. — У Кристины, видно, не все дома, она меня прямо преследует. Смотри, какую херню она мне...

Она швыряет на стол сложенный вчетверо желтый листок и дрожащими руками пытается его развернуть. Маргарета наблюдает за ней с нехорошей улыбкой, теперь она не даст себя провести. Довольно ею манипулировали. Она устала быть любезной. Чего ей бояться-то?

— Ага, — говорит она. — Так и было. Мы видели тебя как-то вечером. На панели в Салтэнгене.