Арабы в мировой истории. С доисламских времен до распада колониальной системы

Завоевания сделали арабский языком империи, а вскоре и языком великой и разнообразной культуры. Он расширялся, отвечая на эти две потребности, отчасти за счет заимствования новых слов и выражений, но в основном благодаря внутреннему развитию, образуя новые слова из старых корней, придавая новые значения старым словам. В качестве примера, чтобы проиллюстрировать этот процесс, можно выбрать арабское слово, означающее «абсолютный», понятие, совершенно ненужное доисламским арабам. Это муджаррад, причастие страдательного залога от

джаррада, что значит «оголить» или «обнажить», это слово обычно применяли к саранче, и оно связано со словами джардда

, саранча, и джарида, лист. Язык, устроенный таким образом, обладал ярким, конкретным и живописным словарным составом, причем каждый термин глубоко уходил корнями в чисто арабское прошлое и традиции. Это позволяло идеям воздействовать на разум прямо и жестко через конкретные и знакомые слова, а также неограниченно проникать в глубокие слои сознания.

Арабский язык, обогащенный подобным образом, долгое время оставался единственным инструментом культуры после падения Арабского царства. С языком арабов пришла их поэзия в виде своего классического образца и мир встроенных в нее идей – конкретных, а не абстрактных, хотя часто тонких и аллюзивных; чаще риторических и декламационных, чем интимных и личных; речитативных и прерывистых, а не эпичных и медленных; литература, где воздействие слов и формы часто значило больше, чем передача идей.

Именно арабизация завоеванных провинций, а не их военное завоевание стало истинным чудом арабской экспансии. К XI веку арабский язык стал не только главным средством повседневного общения от Персии до Пиренейского полуострова, но и главным инструментом культуры, вытеснившим прежние языки, такие как коптский, арамейский, греческий и латынь. По мере распространения арабского языка различия между арабским завоевателем и арабизированным побежденным растворились, и, хотя все, кто говорил по-арабски и исповедовал ислам, ощущали принадлежность к единой общине, имя «арабы» снова стало применяться к кочевникам, которые и носили его изначально, или использовалось в качестве признака аристократического происхождения, не имея особого экономического или социального значения.

Даже за пределами обширных территорий, которые навсегда превратились в арабские, их язык оказал огромное влияние на языки других мусульманских народов. Мусульманские персидский и турецкий языки, а затем и урду, малайский и суахили – это были новые языки на основе арабской графики, включившие в себя запас арабских слов, настолько же огромный, как греческий и латинский элементы в английском языке, и охватывающий весь мир понятий и идей.

Сохранение и распространение арабского языка требовало чего-то большего, нежели сам язык, – большего, чем, например, дальнейшее употребление латыни на средневековом Западе. С языком пришли арабские вкусы и традиции в выборе и изложении темы. Весьма наглядно сопоставить стихи, написанные на арабском языке персами до XI века, с написанными на персидском языке в последующие века, когда в мусульманском Иране сложилась своя собственная независимая исламская культура. Персидская арабская поэзия во многих важных отношениях отличается от ранней поэзии самих арабов, но в основном соответствует арабским вкусам, и арабы до сих пор бережно хранят ее как часть своего наследия. Ей не хватает эпичности и субъективного лиризма поздней персидской поэзии.