Арарат

– Тогда вперед, – сказал он и прошел через проем в полиэтилене. Отец Корнелиус немедленно последовал за ним, хотя в данную минуту его помощь Уокеру не требовалась. Мериам зашла следующей. За ее спиной мелькал огонек камеры Адама, разбавляя собой антисептический желтый свет промышленных светильников. Уокер почувствовал вибрацию зубами и догадался, что источником шума вполне могли быть генераторы.

Конечно же – это всего лишь грохот генераторов. Сразу стало легче. Спокойнее как-то.

Увидев перед собой древний деревянный ящик, стоявший у стены, Уокер нервно выдохнул. Разбитые куски битумной смолы валялись на полу вокруг ящика, словно толстые осколки черного стекла, и Уокер немедленно вспомнил глянцевые амулеты на кожаных шнурках, свисавшие с шей трупов, над которыми трудилась профессор Маршалл. Очевидно, там тоже были осколки черной смолы. Уокер осмотрел битумную оболочку, затем пригляделся к символам, вырезанным на видимых деревянных частях гроба. Закорючки в болезненном желтом свете, казалось, смещались и текли. Снова появилось ощущение ползущих по коже насекомых – особенно на затылке, и он протер рукой рот.

Преодолев внутреннее сопротивление, он заставил себя заглянуть внутрь ящика.

На первый взгляд кадавр выглядел жалко и был похож на подделку, созданную специально для малобюджетного фильма ужасов. По крайней мере, мозг желал интерпретировать увиденное именно так – чтобы можно было воспринять эту штуку как абсурдную, но не чудовищную. Но по мере того как разум свыкался с ее существованием, становилось ясно: эти останки были чем угодно, но только не подделкой. Ему уже доводилось видеть чудовищ. «Нечеловеческий» не означает «невозможный» и не означает зло. Уокеру пришлось себе об этом напомнить.

Нечеловечески длинные пальцы были согнуты в дуги после тысяч лет, которые мертвое существо провело в ящике. Кожа над грудной клеткой, туго натянутая и приобретшая пурпурно-серый оттенок, местами полопалась от пересушенности, и плоть в этих местах провалилась внутрь. На разных участках головы просвечивали кости черепа, и одна щека рассыпалась в пыль. Засушенные глазные яблоки провалились внутрь глазниц.

Из углублений над бровями выступали рога длиной пятнадцать-восемнадцать сантиметров. Рога были бледные, пыльно-белые – цвета слоновьих бивней, стертых от возраста. Кончик одного из них был обломан и зазубрен, как расколотый камень, и оба были слегка изогнуты наружу. Череп существа был неправильной формы – верх выпуклый, а челюсть заостренная. Вероятно, в жизни это был очень странно выглядевший человек. Даже довольно уродливо.

Если это вообще был человек.

Так и не решившись подойти поближе, Ким слегка захрипела. Она стала мелко дышать, очевидно, находясь на грани панической атаки.

– Ким, если хотите, отойдите подальше, – предложил Уокер, стараясь ничем не выдать своего разочарования. Почему-то он ожидал от Ким бо́льшего профессионализма.

Она произнесла что-то по-корейски, но тут же вспомнила, что никто здесь не понимает ее язык.

– Кто-нибудь, кроме меня, это слышит? – спросила она по-английски.

Уокер усилием воли заставил себя успокоиться и не обращать внимание на покалывание кожи. Он снова посмотрел на рога кадавра в ящике, затем на длинные тонкие неровные зубы, пожелтевшие от времени, а местами даже окрасившиеся в коричневый цвет. Кем бы ни было это существо, но идентифицировать его, не спустив с горы, будет невозможно.

– О чем вы думаете? – спросил Адам.

Уокер вздохнул. Полиэтиленовая пленка подернулась волнами от порыва ветра, промчавшегося через руины ковчега. Но, несмотря на ветерок, воздух здесь был застоявшийся и душный.

– Я думаю, что вам не следовало открывать гроб вне контролируемой среды.

Мериам напряглась.

– Мы приняли все необходимые меры предосторожности. Остальные останки ковчега вообще пролежали несколько дней на открытом воздухе, пока мы сюда не прибыли. У нас не было причин опасаться…

Отец Корнелиус слегка подвинул Уокера плечом и подошел к ящику. Битум хрустнул под ботинками священника. Впервые увидев кадавра, он на несколько секунд перестал дышать. Затем пошатнулся, сунул руку в карман пиджака, вынул ее с четками, намотанными на пальцы, поцеловал их и жарко зашептал молитву, которая в устах этого человека звучала так же естественно, как дыхание.

Уокер вздохнул.

– Завязывайте, отец. Позвав вас с собой, я рассчитывал на другое. Вы все-таки ученый, а не какой-нибудь доисторический шаман.

Священник поднял палец, дав знак не мешать, и договорил последние строчки Ave Maria.

– Лучше перестраховаться, чем потом жалеть, – ответил он, закончив. – И вообще, я рад, что они вскрыли ящик на горе.

– Полагаете, существо может восстать из мертвых и учинить здесь погром? – спросил Уокер.

Пот высыхал на коже, вызывая зуд.

Он еще раз посмотрел на рога, на высохшую до пергаментного состояния кожу у их основания – в том месте, где они выступали изо лба, затем добавил:

– Вам правда кажется, что мы смотрим на…

Последнее слово осталось невысказанным, но они оба понимали, что именно хотел сказать Уокер.