Арарат

– Слава Богу! – воскликнул Фейиз, дрожа от холода и переступая ногами, когда они остановились друг напротив друга. – Я не мог тебя найти, но Каллиопа подсказала, что ты дежуришь, и я подумал: «Сегодня?!» А потом, когда вышел наружу и не обнаружил тебя здесь… впрочем, не бери в голову. Уже не важно. Мне нужно с тобой поговорить.

– Не нужно, – тихо ответил Адам.

Фейиз, казалось, его не слышал. Адаму хотелось повалить его на снег и избить так, чтобы тот истек кровью, а потом столкнуть в пропасть…

– Это касается Мериам, – сказал Фейиз.

Адам чуть не задохнулся от возмущения. Этот сукин сын осмелился встретиться с ним здесь – на крутом уступе этой гребаной горы, посреди чертовой метели? И для чего? Чтобы поговорить о женщине, на которой Адам намеревался жениться. Одного взгляда на Фейиза – на лицемерно-сочувственное выражение его лица, свидетельствовавшее о том, что он знал Мериам лучше Адама, – было достаточно, чтобы захотеть переломать ему кости.

– Продолжай, – произнес Адам сквозь зубы.

Ему захотелось услышать, что он скажет. Захотелось, чтобы Фейиз признался в своих грехах, прежде чем он его изобьет.

– Я не должен был тебя искать, – признался Фейиз. – Я обещал ей, что ничего тебе не скажу, но не могу удержать это в себе. Думаю, будет неправильно хранить тайну, которую женщина скрывает от человека, за которого собирается выйти замуж.

«Собирается выйти замуж… – подумал Адам. – Мериам все еще считает, что я на ней женюсь?»

Адам не дрался примерно с восьмого класса. В детском возрасте у него был тяжелый характер, из-за которого он часто попадал в неприятности, после чего возвращался домой с царапинами, синяками и сбитыми костяшками пальцев. Он заставил себя стать более цивилизованным, научился решать проблемы другими методами. Но сегодня он не хотел быть цивилизованным. И другие методы ему были не нужны. Вина за секс с Каллиопой – это было единственное, что не давало его гневу вырваться на волю. Но теперь отпала и эта преграда.

– Должен признать, у тебя есть яйца, – пробормотал он.

Ветер унес слова прочь. Фейиз нахмурился и внимательно посмотрел на него. Он услышал, что сказал Адам, но не очень понял, что это значит.

– Она будет в ярости, – продолжил говорить Фейиз. – Но ты должен об этом знать, Адам. Она думает, что таким образом оберегает тебя или вроде того, но я же вижу, что это все больше отдаляет вас друг от друга. – Он вскинул руки. – Что я все вокруг да около… Прости меня. Ненавижу разрушать доверие, но ты должен знать, что она больна. Ты, наверное, и сам это замечал, да? Но ты не знаешь, насколько все плохо.

Понадобилось несколько секунд, чтобы слова дошли до Адама, прорвались через пламя его гнева. Но когда он осознал их, жар ярости немедленно угас и зубами он вновь ощутил холод ветра. Замерший и замерзший, Адам оторопело смотрел на Фейиза.

– Что ты сказал?

– Она больна, Адам. Мериам не хотела тебе признаваться, потому что боялась, что это все испортит. Мне она сказала, потому что я недавно потерял отца и сестру, и она видела во мне поддержку, но теперь… когда начались эти странные вещи, когда ей приходится столько всего выносить на своих плечах… мне кажется, просто несправедливо…

– Насколько больна?

– …скрывать это от тебя. Я пытался убедить ее сказать, но…

Руки Адама стали двигаться словно сами по себе. Он резко поднял их и схватил Фейиза за куртку, притянув его к своему лицу. Теперь он смотрел ему прямо в глаза, оказавшись в ужасной близости.

– Что с ней? – потребовал он ответа.

Фейиз не стал отталкивать Адама, он даже не пытался высвободить свою куртку из его железной хватки. Одно это уже показывало, насколько дело дрянь. Полный печали, Фейиз только вздохнул.

– У нее рак, Адам. Мериам умирает.

Пробираясь в пещеру – в смысле, в ковчег, – Адам сам себе казался призраком наподобие тех, которые можно увидеть в старых фильмах, где они выходят из омута под зловещие звуки. От потрясения он будто покинул собственное тело и смотрел на него со стороны: хорошо знакомый, но обессилевший Адам Холцер крался мимо густонаселенного жилого лагеря. Под воздействием внутреннего тепла убежищ снег, наметаемый на полиэтиленовые стены, подтаивал и стекал вниз тонкими ледяными струйками.

Он наблюдал за собой и видел несчастную марионетку. Может, человеческое тело – всего лишь кукла, которую дергает за нитки ум или душа? Адам не понимал, кто теперь дергал за его нитки. Его ноги шли сами по себе, он их почти не чувствовал. Когда он снимал очки и опускал шарф, чтобы подставить лицо холодку, излучаемому камнями, бревнами и снегом, он не ощущал движений рук как своих собственных.

Наконец он добрался до загона, который Мериам именовала своим кабинетом, и замер у входа. Внутри шумел обогреватель. Яркий свет, падавший со стены, создавал две Мериам: одну, сидевшую за пластиковым столом, и другую, теневую Мериам – в виде темного близнеца, чей силуэт казался странно деформированным… Причем не совсем по-человечески.