— КУЛАК — скупец, скряга, жидомор, кремень, крепыш; перекупщик, переторговщик, маклак, прасол, сводчик, особенно в хлебной торговле, на базарах и пристанях, сам безденежный, живет обманом, обчётом, обмером; …денежный барышник, гуртовщик, скупщик и отгонщик скота; разносчик, коробейник. В дореволюционной российской деревне кулаком чаще всего называли зажиточного крестьянина, получившего достаток на закабалении своих односельчан и державшего весь «мир» (сельскую общину) «в кулаке» (в зависимости от себя). Прозвище «кулак» получали сельские крестьяне, имевшие, по мнению односельчан, нечистый, нетрудовой доход — ростовщики, скупщики и торговцы. Сознание крестьян всегда основывалось на идее, что единственным честным источником достатка является тяжелый физический труд (В.Даль).
— Кулаком Дзюбиным в фильме «Партийный билет» оказался диверсант, которого играл Андрей Абрикосов. Этот негодяй, чтобы войти в доверие к советским людям, получил героические ожоги током высокого напряжения и влюбил в себя дочку старого большевика. Зачем режиссер Иван Пырьев взял для этого отрицательного персонажа подлинную фамилию Багрицкого — ума не приложу.
— Дзюбин — довольно распространенная фамилия. У нас в институте учился Дзюбин, известный не тем, что был отличником, а своим старшим братом, классным бильярдистом, не вылезавшим из «Ромашки» в парке Горького. А Пырьев мог и не знать таких подробностей биографии Багрицкого.
— В советском боевике «Над Тиссой» был шпионский прихвостень Дзюба, который после литра чистого спирта гонял по горным карпатским дорогам. Дзюба — это рябой, побитый оспой. Глупость какую-то десятилетиями помнишь, а что-нибудь дельное в голове не задерживается. Обидно.
— Пырьевский шпион-кулак-диверсант был красавчик Абрикосов, вовсе не рябой черт. Говорю же, дочка старого коммуняки на него запала, а он у нее украл партийный билет. Но его разоблачил отвергнутый дочкой честный Яша, которого партия направила «на раскулачивание». Там он и определил, что героический Абрикосов — на самом деле кулак Дзюбин. Странноватая, правда, для русского кулака фамилия, ну да ничего в рамках соцреализма.
— Глупость не так уж глупа, если задерживается в голове. Может, жизнь и есть
— Еще фамилию Дзюбин носил бернесовский персонаж из фильма «Два бойца» по повести Льва Славина. — Думаю, что виноваты все. И крестьяне тоже. Но отдельное спасибо представителям либеральной интеллигенции, которые с большим упорством откупоривали бутылку с революционным джинном. И откупорили-таки! Черт знает чем занимались поэты в ту сложную эпоху. То в желтой кофте буржуев крыли, заумью мозги сворачивали, то с вострой сабелькой по степям и весям шлындрали, как Опанас из одноименного сочинения Багрицкого.
— Крестьяне и рабочие постепенно становились по ходу эволюции революции ярыми, хотя и скрытыми антисоветчиками. Вспомнил стишок, прочитанный мне в начале шестидесятых простым сибирским пролетарием, работавшим на заводе телевизоров. Вовсе даже не бичом или бомжом:
— Опомнились, да поздно! Паспорта отняли, землю еще раньше оттяпали, вот тебе и либерте-эгалите-фратерните. Остались только частушки.
— Не опомнились. Не осознали. Продолжают молиться Сталину. — Хорошо поступил кулак Дзюбин! Не хрен обижать и дразнить животное. Вот пусть теперь батя вгонит Гдову в задние ворота ума за утрату авоськи!
— Я тоже так думаю. Тут кулака Дзюбина даже чекисты, наверное, похвалили б за такую ненавязчивую педагогику. — Декаденты в ЧК служили да кокаин нюхали. Маяковский с Аграновым дружил, Бабель с Ежовым. Кстати, покойный Лев Разгон, литератор, которого я глубоко уважал, первый раз сел за то, что был родственником знаменитого чекиста Глеба Бокия, описанного в «Архипелаге». Стихи Багрицкого про зверскую расправу большевиков с участниками Кронштадтского восстания «Возникай содружество/ Ворона с бойцом./ Славься наше мужество/ Сталью и свинцом» есть романтическая мерзость! Равно как и «Гренада» М.Светлова.
— С Маяковским тоже история темная. Это семейство Брик, которое, как известно, активно сотрудничало с ЧК, история в Париже, где Маяковский жаловался на «советскую жизнь», потом странное самоубийство… Впрочем, не только поэты были охвачены революционным порывом. Вспомним Казимира Малевича, который шастал по Витебску в кожанке и с маузером и чуть было не хлопнул за «контрреволюцию» своего учителя Марка Шагала. Павел Филонов вообще, говорят, служил в тройке донского ЧК, и если так, то можно вполне предположить, что под многими смертными приговорами должна была быть и его подпись.