Аргонавты

В давние времена, услыхал сам царь, что при здешнем храме богини Афродиты растет прекрасная мимоза, цветущая гроздьями несказанной красоты. Принесли эту мимозу во дворец, но наступила весна, а мимоза не цвела, что его весьма огорчило. И вот однажды, когда царь уснул, внезапно предстала пред ним во сне сама златокудрая Афродита и отчетливо, ясно произнесла: - Верни цветок в храм! И тогда царь снова возвратил цветок на прежнее место.

Когда рассвело, все отправились к храму Афродиты и увидели: так и есть, цветы, сорванные и унесенные накануне теми, кто приходил любоваться цветущим деревом, все до одного снова цветут, свисая с решетки, подпирающей ветви.

С тех пор никто никогда не сорвал у той мимозы ни единого листочка.

Когда Полидевк закончил свой рассказ, почудилось аргонавтам, что долетает до них вместе с брызгами ветра, доносится издалека щемящая душу волшебная лира избранника Афродиты кудесника Орфея:

- Открылось утром сердце ненароком.

И влился мир в него живым потоком.Недоуменно я следил глазами За золотыми стрелами-лучами.И Афродиты показалась колесница,И утренняя пробудилась птица,Приветствуя зарю, защебеталаИ все вокруг еще прекрасней стало.

Как брат, мне небо крикнуло: «Приди!»И я припал, прильнул к его груди.Я по лучу поднялся к небу, ввысь Щедроты солнца в душу пролились.Возьми меня, о солнечный поток!Направь ладью богини на восток

И в океан безбрежный, голубой Возьми меня, возьми меня с собой!

Тихо журчала вода, тьма превращалась в легкую влажность, и хотя в остальном все оставалось недвижно, немота спадала с немого и оцепенение с оцепенелого Ясона. Все вновь в нем смягчалось, и оживало время, освобожденное от призрачно-мертвой лунной холодности. Слева, открытый движению, он вновь смог медленно, пусть и с превеликим трудом подняться, чуть вытянув вперед склоненную между высоко поднятых плеч, слегка трясущуюся от напряжения разгоряченную голову, он вслушивался в тихий плеск весел, в голоса друзей, звучащих где-то близко-близко. Слух его был обращен к потоку жизни, вновь обретшему ласковую мягкость, он прислушивался, прислушивался к голосу из сна, который повелевал ему уничтожить Золотое Руно, чтобы обрести спасение: неисполним был сокровенный приказ, как бы ни желал Ясон внять и последовать ему, неисполним до тех пор, пока все еще его обступали призраки молчания, призраки, пришедшие из подземного царства Гекаты вместе с Медеей. Но они не были уже угрозой, просто еще длился испуг, но это был испуг без страха, бесстрашие внутри испуга, что верит он не в прежний порядок, в котором двигался, который более не существовал и никогда не будет существовать, и знал, что едва ли здесь, среди призраков, откроется ему единство красоты, единство тающей в мерцаньи красоты миров, нет, не оно открывалось ему! А, скорее, единство потока, стекающего в ночь, истекающего из ночи, это было единство, присущее первозданному одиночеству. И то, что улавливал Ясон, вслушиваясь, было заключено в этом томительном потоке, шло из самого мрака и вместе с тем звучало в самой глубине его слуха, в глубине его сердца, его души...

Медея - требовательная, сокрушительная, покой- но-величественная. Это она, она поддерживала его и наполняла, чем глубже он в нее вслушивался.

Однако очень скоро это был уже не лепет и не шепот, а скорее чудовищный гул. Правда, доносился он сквозь такое множество пластов мрака, что не достигал и силы шепота... Это было созвучье всех божественных голосов, ужасное в своей нежности, неумолимое, неопровержимо низменное! Оно становилось все повелительней, заманчивей, чем смиренней становился Ясон. Он сумел, наконец, уловить то, что давно знал, давно выстрадал, давно понял, и оно вырвалось у него мелкой, недостаточной фразой, вырвалось одним вздохом, одним всхлипом, одним криком:

Сжечь Золотое Руно!

Никто из аргонавтов не услышал этих слов, никто не удивился, никто не ответил. И только звук нежно-знакомого голоса, почти родной, непостижимо-близкий, непостижимо-далекий:

Ты звал ?!

Подошла Медея, села тихо рядом, положила голову ему на руку и прикрыла глаза: - Не прогоняй меня. Я знаю, у нас скоро будет сын.

Глава 28

МИРАЖ

Унесло корабль «Арго» в неведомые морские просторы, далеко от чужой земли, еще дальше от родной страны. Много бед встречали аргонавты на своем пути. Четыреста с лишним дней шли они на корабле по воле морских течений, и вот на пятисотый день пути, утром, вдруг в морской дали показалась гора. Показались в голубой дали моря берега Пелопоннеса.