Аргонавты средневековья

Средневековое общество — общество оседлых людей, накрепко привязанных к своему клочку земли, якобы скованное в неизменных границах, — в действительности пребывало в непрерывном и всеобщем движении. Средневековые люди легко переходили от оседлости к жизни в пути: покидали издавна знакомый и докучный мирок и вырывались на просторы огромного христианского мира, а самые отважные проникали далеко за его пределы. «Вселенская» церковь не знала расстояний и государственных границ. Между ее владениями, разбросанными по Западной Европе, поддерживались преемственные связи, Господствующая культура с ее тенденцией к идеологическому и организационному единству, к постоянному расширению своего влияния за счет обращения «нехристей» в «истинную веру», с ее универсальным латинским языком способствовала развитию коммуникаций. Путешествия побеждали косность повседневного уклада жизни, будоражили и встряхивали людей. На скандинавском Севере слово «домосед» служило синонимом слова «глупец». Славолюбивого Александра Македонского не только осуждали за суетное влечение к недостижимому — им и восхищались, ибо «слишком тесными он назвал пределы земные»:

…Землю своим непрестанным движеньем

Вождь Македонский терзает: своими смирил кораблями

Он Памфилийское море, сломил он Дария трижды,

Азию всю покорил, и Пор, пе терпевший доселе

Ни одного пораженья, служить ему должен. Востока

Мало, как видно, ему. Безумец, как молния, мчится

Он к Океану теперь: и если судьбы позволят,

Ветер ему благосклонный послав, он далекого Нила

Тайный источник найдет…^{10}

Вальтер Шатильонский

В Средневековье постоянно сталкивались центростремительные и центробежные силы, элементы объединения и разобщения составляли нерасторжимое диалектическое единство. Сепаратизму и могущественному «духу местности» противостояла неуемная тяга вдаль.

«Нечеловеческие лики чудовищных племен»

Провинциализм сказывался в непонимании реального пространства, смешении понятий «близкого» и «далекого». Классическим примером стал рассказ о том, как ополчения первого крестового похода принимали за Иерусалим придунайские города Венгрии и Болгарии. Видели только передний план; земли других широт рисовались крайне смутно. Кругозор раннесредневекового хрониста, претендовавшего на охват всемирной истории человечества «от Адама», на деле ограничивался пределами его епархии, в лучшем случае — его государства. Сведения по универсальной истории он черпал из Библии и других литературных источников, а при описании современных ему событий в отдаленных местах нередко руководствовался туманными слухами, приносившимися паломниками и купцами. Летописец, хорошо знавший свой «угол», резко менял тон описания, когда переходил к рассказу о соседней стране. Даже наиболее серьезные европейские писатели дают скудные и недостоверные сведения о скандинавском Севере. В «Песни о нибелунгах» автор — видимо, австриец — путается, говоря о Бургундии.

Географический горизонт средневекового книжника эквивалентен духовному горизонту христианства; географическое пространство являлось для него одновременно пространством сакральным, окрашенным в религиозно-моральные тона: земли он делил на праведные и грешные, еретические.