Ариасвати

Авдей Макарович Семенов жил на Васильевском Острове, в 14 линии, и занимал небольшой чистенький домик, стоявший в глубине сада. На крыльце домика Грачева встретил малый лет 25, с волосами, подстриженными в скобку, и с видом артельщика. Оглядев подозрительным оком помятое, не совсем модное пальто Грачева, он нехотя ткнул щеткой по направлению к двери и пробурчал, что профессор в столовой пьет чай. Затем он снова принялся за чистку платья, не обращая уже никакого внимания на посетителя.

Андрей Иванович отворил дверь в чистенькую переднюю и стал снимать с себя пальто.

— Кто там? — раздался из соседней комнаты приятный баритон.

Андрей Иванович приотворил дверь, из-за которой слышался этот голос, и увидел чайный стол с кипящим самоваром и около него, в просторном кресле, широкоплечего, краснощекого мужчину с большою окладистой бородой и целым стогом кудрявых, слегка седеющих уже волос на голове. Косоворотка из грубого серого полотна, расшитая широким узором, очень шла к его чисто русской наружности. В руках у него была свежая книжка журнала и костяной нож, которым он разрезал страницы.

Грачев назвал себя и сказал, что ему нужно видеть профессора.

— Входите, входите, батенька! Садитесь-ка сюда: здесь поудобнее… Иван Петрович, Иван Петрович! Ваня! Ванька чорт! Где ты запропастился? Дай сюда скорее папиросы… Курите, пожалуйста! С чем хотите чаю? Вот вам лимон, сливки, коньяк — что хотите… Ну-с рассказывайте, чем могу вам служить?

Грачев рассказал.

— Покажите-ка, покажите, батенька! Да что это такое? Металлическая дощечка! Да ведь это алюминий?

— Алюминий.

— А вы, батенька, уверены, что тут нет подлога?

— Вполне уверен. Я нашел эти таблицы на необитаемом острове Тихого океана, внутри древнего подземного храма в гробнице жреца.

— Этакий вы счастливец, батенька! Да ведь это открытие обессмертит ваше имя! Но какова же эта древняя цивилизация? А? Таблицы из алюминия! Каково? Посмотрим, посмотрим, что это такое…

Авдей Макарович принялся пристально рассматривать таблицу. Глаза его разгорались, руки тряслись от волнения.

— Ну, батенька, — говорил он, — это, я вам скажу, штука! И что всего досаднее… Ах чорт возьми! Ведь прямо надо сказать: дело швах…

— Что же это такое, Авдей Макарович?

— А то, батенька, что век учись, а дураком умрешь — вот что… Бить меня, дурака, нужно… палкой бить нужно…

— За что же, Авдей Макарович?

— А за то, голубчик, что учился да не выучился. Это, видите ли, батенька, древнейший санскрит…

— Санскрит!

— Да, санскрит, но только такой древний, что, может быть, прадедом доводится тому санскриту, на котором написаны Вды[13]… Это, как мне кажется, тот самый праязык, восстановить который пытался Шлейхер.

— Но вы понимаете его? Можете прочитать?

— В том-то и дело, батенька, что не могу, — в том-то и беда… Вот на всей этой дощечке я только одно слово ясно мог разобрать… Видите вот: "Магадева"… Вот оно опять здесь повторяется… смотрите: "Магадева"… Вот в этом самом начертании я видел его в одном древнейшем списке Вды на Цейлоне… Сказать по правде, список этот был не понятен самим тамошним ученым и жрецам.

— Следовательно, и алфавит вам знаком?

— Как вам сказать, батенька… И да, и нет. Этот алфавит относится к санскриту вроде того, как глаголица IX века к позднейшему церковно-славянскому алфавиту, к нашей кириллице, или скорее — к гражданской печати… Да это бы не беда: это еще полбеды…

— А в чем же настоящая-то беда, Авдей Макарович?

— А в том, батенька, что понять-то я ничего не могу… Может быть, я не так произношу? Вот кажется мне, что и то, и другое слово знакомы, а что они в связи между собой значат, я не понимаю. Конструкция ли в том виновата или в старину слова эти другое значение имели, — Бог весть! Кажется мне, что здесь обращение к Высочайшему Существу, — а если вы потребуете доказательств — не поручусь… не поручусь, батенька… Показывали вы эту дощечку еще кому-нибудь?

Андрей Иванович назвал Кноблауха.

— Ну, это, батенька, вы не туда заехали. Кабы вы еще к Бурланову Митрофану Петровичу толкнулись, тогда другое дело. А впрочем, толк-то был бы один. И он вам тоже бы сказал, что я: источники-то у нас с ним, батенька, одни, — из одного колодца воду черпали… Ну, а что вам Кноблаух сказал?

— Что это или узор, или игра природы, или — мистификация.

— Ха, ха, ха! Узор! Вот умора-то! Нет, игра природы — это еще лучше! Ха, ха, ха! Ну, уморили вы меня до слез, батенька… право уморили… Ну где им! Вы посмотрите только, как они русский язык изучают? Встречаются двое таких ученых на улице: — Куда изволили ходить, ваше превосходительство? — спрашивает один. — Я стригался, ваше превосходительство, — отвечает другой. — Ай, ай, ай! ваше превосходительство, — говорит первый, качая головой: — вы так глубоко изучили русский язык, а употребляете многократный вид, вместо однократнаго! Ведь вы не много раз стригались, а только один, — поэтому нужно было сказать: я стригнулся… Ха, хи, хи! Я стригнулся! Неправда ли — мило?