Договорить Леонид не успел: комнатная дверь широко распахнулась, и он увидел высокого кавалергарда, наставившего на него револьвер. По тому, с каким упрямством были сжаты его губы, было понятно, что тот непременно выстрелит. От небытия Леонида отделяла какая-то секунда. Вспышка в стволе будет последнее, что он увидит в этой жизни. И прежде чем мозг осознал действительность, тело уже приняло решение. Рука взметнулась, и конец трости ударил прямо под локоть нападавшему. Прозвучавший выстрел тотчас заполнил помещение пороховой гарью, а выпущенная пуля, слегка задев волосы, смачно тюкнулась в противоположную стену, выдрав значительный кусок штукатурки. Второй удар пришелся кавалергарду под низ грудной клетки; тот, переломившись пополам, со стоном повалился на пол.
– Бежим!
Подхватив чемоданы, Леонид устремился к выходу.
Элиз ударилась плечом о косяк, однако боли не почувствовала. Выскочив на улицу, поручик увидел, как с соседнего крыльца к ним устремился еще один кавалергард, напоминавший первого, только отличался светлыми волосами.
Закинув чемоданы в карету, Варнаховский прокричал:
– Гони!
Рядом, тяжело дыша, упала на кожаные сиденья Элиз.
Неожиданно извозчик развернулся и крепкими мускулистыми руками вцепился в ворот Леонида.
– Ваш бродь! – истошно орал он. – Я их поймал!
Подняв голову, Варнаховский увидел прямо перед собой бородатую физиономию извозчика, с вытаращенными от усердия глазами. В лицо дохнуло сивушной гадостью, замешенной на ядреном чесноке. Короткие толстые пальцы, заросшие рыжими волосами, уже подобрались к самому горлу, значительно затруднив дыхание. Перехватив запястье, Леонид с размаху ударил его головой в лицо, почувствовав, как хрустнула носовая перегородка. Извозчик взвыл, заливая армяк кровью. Вцепившись ему в рукава, Варнаховский швырнул его на мостовую, прямо под ноги подбежавшему кавалергарду, и взобрался на передок. Перепрыгнув через упавшего, кавалергард потерял драгоценные минуты, а Леонид, ухватив лежавший на сиденье кнут, принялся нахлестывать его по голове. Закрываясь ладонями от ударов, кавалергард пытался приблизиться к нему; в какой-то момент даже взял его за край мундира, пытаясь стащить с козел, но Варнаховский с размаху ударил его каблуком в губу, заставив взвыть.
– Ыыы! – отскочил кавалергард, закрываясь. На белый мундир из разорванной губы текла кровь.
В десяти шагах от экипажа поручик увидел молодого мужчину, поднимавшего револьвер.
– Пошла, родимая! – что есть силы тряхнул вожжами Варнаховский.
Прозвучавший выстрел гулко отозвался в пустых переулках. Выпущенная пуля прошла у самого лица, опалив жаром кожу. Кони, напуганные выстрелом, понеслись галопом по прошпекту, распугивая громким ржанием редких пешеходов.
– Куда мы сейчас? – крикнула в спину Элиз.
Леонид продолжал погонять лошадей, стараясь как можно дальше отъехать от дома.
– На Московский вокзал. А оттуда поедем в Варшаву! В Вену! В Ниццу! Куда хочешь. Дорогая Элиз, теперь перед нами открыт весь мир!
Оставив экипаж на отдаленной улице, они тотчас пересели в закрытую карету. Через ее небольшие запыленные окна было видно, как в сторону прозвучавших выстрелов торопятся три полицейские кареты, запряженные парами лошадей.
Глава 17
Гони его в шею!
Ровно в двенадцать часов к Зимнему дворцу подъехали тридцать подвод с золоченой каретой во главе. Из нее, помахивая бумагой с печатями, вышел толстый американец с огромной сигарой в правом уголке рта и неторопливой хозяйской поступью зашагал к главному входу, где, вытянувшись в струнку, тараща глаза на всякого входящего, стояли два лейб-гвардейца. А за американцем, сбившись в плотную толпу, вышагивали мастеровые, вооруженные ломами, кирками и лопатами. Некоторые из них волокли носилки.
Остановившись у входа, Морган хозяйским взглядом окинул Зимний дворец, видно, прикидывая объем работы, а потом ступил на крыльцо.
– Стоять! – сурово проговорил один из солдат, преграждая американцу дорогу.
Тот понимающе остановился, что-то быстро залопотал и потряс перед его лицом бумагой с печатями.
– Олрайт?
– Чевой-то он? – удивленно пожал плечами гвардеец, посмотрев на сослуживца.
– Кажись, немчина, это он по-иноземному лопочет.
Американец, не зная, о чем идет речь, лишь широко улыбался и кивал крупной кудлатой головой. Затем, решив, что формальности улажены, вновь попытался пройти во дворец, но вновь был остановлен решительным караулом.
– Куды же ты пресси-то! – укорил бравый гвардеец с родинкой на щеке. – Сказано – не велено! Тут сам император живет! А ты со своей немытой фузиономией…
– Он, поди, думает, что здесь харчевня. Глянь на него, как брюхо-то наел.
Американец переводил взгляд с одного гвардейца на другого, совершенно не понимая смысл их речей. А когда до него стало доходить, что во дворец его не пускают, принялся размахивать руками, громко протестуя.
– Послушай, немчина, ежели ты будешь безобразничать, так мы тебя в кутузку затолкаем.