Аристократ обмана

– А иконы не хватятся?

– Думаю, хватятся, но вряд ли матушка станет поднимать шум. Поищут немного и успокоятся, не в ее характере скандалить. А потом, кого ей подозревать? Уж не меня ли? Что-то скверно выглядишь, Леонид…

– Интересно, Николя, как бы ты выглядел на моем месте, если бы разломал икону?

– Ну-ну, не драматизируй! Вот тебе французский коньяк «Хеннесси». Его основатель капитан Ричард поставлял его ко двору французского короля Людовика XVI, а тот понимал толк в удовольствиях. Впрочем, как и мы… Ха-ха! А потом, этот коньяк один из самых любимых напитков моего батюшки, – протянул он плоскую бутылку в виде скрипки. – Тридцать лет выдержки! Надеюсь, что его неповторимый аромат как-то поднимет тебе настроение. Да не грусти ты, поручик! Все образуется. А этот алмаз, – взял он самый крупный камень слегка желтоватого цвета, – я отвезу в Париж. Только там за него могут дать настоящую цену. Ну, будь здоров!

Кивнув на прощание, великий князь вышел столь же скоро, как и появился.

Оставшись в одиночестве, Варнаховский открыл бутылку коньяка и, приложившись к горлышку, не чувствуя вкуса, выпил полбутылки, а потом, не раздеваясь, плюхнулся на диван, тотчас забывшись тревожным сном.

Глава 8

Ростовщик

Леонид проснулся ранним утром, когда дворец еще спал. Кто-то неторопливым шагом прошелся по коридору, ненадолго остановившись у его комнаты, а потом затопал дальше, и толстый ворс ковровой дорожки заглушал тяжеловатый шаг.

Тщательно побрившись, поручик освежил лицо одеколоном, аккуратно сложил драгоценные камни в небольшие мешочки, припасенные заранее; отдельно от остальных положил три алмаза. Подумав, тщательно упаковал икону, без камней и оклада выглядевшую скорбящей, и уложил на дно сумки. Придав лицу беспечный вид, вышел в пустующий коридор.

Из дворца Варнаховский направился прямиком в Летний сад – любимейшее место в Санкт-Петербурге, чтобы еще раз осмыслить создавшееся положение. Оказавшись в тени старых лип, он как никогда остро ощутил плачевность своего состояния. Ослушаться великого князя он не мог, и не только в силу своего служебного положения, а потому, что тот принадлежал к дому Романовых; по его мнению, ослушаться означало в какой-то степени бросить вызов царствующему дому. В то же время он отчетливо понимал, что Николай Константинович, отдавая ему беззаконный приказ, противопоставляет себя остальным родственникам. Хотя не исключен и другой вариант: вряд ли царствующая семья пожелает выносить сор из избы, а его самого династия Романовых, уподобившись древним язычникам, просто отдаст на заклание.

В какой-то момент Леонид хотел рассказать о своих сомнениях Уварову, но потом оставил эту затею. Создавшуюся ситуацию они попробуют разыграть в свою пользу и вряд ли ему помогут. Как тут ни крути, а он всецело способствует планам Третьего отделения.

А может, все-таки обойдется? Ведь не самоубийца же Николай Константинович в самом деле! Крадет же не у кого-нибудь, а у своей матушки, а за такое она вряд ли пожелает выдавать собственного сына.

Несколько приободренный Варнаховский подошел к городскому ломбарду «Гительман и сыновья», хозяином которого был старый еврей Мойша Гительман. Поговаривали, что он был едва ли не самый богатый человек в Петербурге и, кроме отменного знания драгоценных камней, имел отличную клиентуру; за те камни, которые он ему выложит, должен заплатить немалую цену… В общем, Мойша Гительман был первым в его списке.

* * *

Ломбардщик был старым человеком с вытянутым грустным лицом, с бесцветными бледно-голубыми глазами, в которых была запечатлена вся скорбь еврейского народа, и невероятно сутулым, что должно было свидетельствовать о том, что большую часть жизни он провел за разглядыванием ценностей, принесенных в ломбард.

– Чем могу быть полезен? – равнодушным голосом поинтересовался Гительман.

– Я бы хотел заложить кое-какие драгоценные камни, – стараясь придать своему голосу как можно больше безразличия, ответил Варнаховский. – На мой взгляд, весьма любопытные вещички.

– Покажите, – прозвучал все тот же безучастный голос.

Вытащив из сумки небольшой мешочек, поручик ослабил горловину и высыпал на прилавок шесть крупных алмазов и четыре рубина, каждый из которых был величиной с ноготь. Весело прокатившись по гладкой поверхности стола, камушки остановились в точности у ногтей Мойши Гительмана.

Посмотрев долгим взглядом на клиента, ломбардщик, не сказав ни слова, взял ближайший к себе алмаз и, вооружившись лупой, принялся тщательно рассматривать сверкающие грани. Даже через маску профессионального скупщика удалось рассмотреть настоящий восторг, проявившийся в глазах шальным блеском, в дрогнувших тонких пальцах. Затем столь же осторожно, не глядя на посетителя, всецело поглощенный оценкой, он принялся рассматривать следующие драгоценности.

Когда последний камень был тщательно изучен, оценщик произнес тоном, в котором можно было угадать настоящее восхищение:

– Не каждый день в ломбард приносят подобные вещи.

– Нисколько не сомневаюсь в этом.

– Итак, сколько же вы хотите?