Аркадиана

-- А может, мне в другую сторону, - говорю я.

-- Ничего, я не тороплюсь, - отвечает мне водитель. - Я сегодня все равно задержался. Надо было привести себя в порядок...

И он трогается с места. Я рассматриваю его краем глаза. На правой руке у него обручальное кольцо (кто бы сомневался, небось, жена с детьми на даче), одет он свободно и не дешево. Летние брюки и шелковистая трикотажная рубашка. Может позвонить себе отсутствие костюма с галстуком... Пока я суммирую наблюдения, он нажимает кнопку, по салону разносятся мерзкие звуки какой-то радиостанции. Как в маршрутке, ей-богу.

-- Между прочим, как тебя зовут? - спрашивает он.

-- Здрасте, - говорю я. - Вчера так трогательно познакомились, а ты ничего не помнишь...

Я-то знаю, что его зовут Антон. Если консьержка не путала.

Антон растерян. Он в недоумении оборачивается. Его мысленная ревизия памяти видна невооруженным глазом. Он силится понять, каким образом, будучи не сильно пьяным, он упустил такую подробность.

-- Ну вспоминай, Антоша, вспоминай, - говорю я хладнокровно, поправляя подол. - Вот и знакомься с вашим братом, только и слышишь на другой день: а ты кто такая? А тебя как зовут?

Он усмехается.

-- Ну до такого знакомства, - говорит он. - У нас вчера не дошло.

-- А ты точно помнишь? - спрашиваю я томно.

-- Точно, - говорит он спокойно. - Кстати, вот я послушал тебя вчера насчет рыжей... теперь сам не рад.

-- Чего ж ты слушаешь, кого попало, - отвечаю я. - Тебе, знаешь, насоветуют... В таких вещах только себя надо слушать, никого другого.

Он выезжает на улицу, мельком смотрит на меня и фыркает.

-- Шучу, - говорит он. - И все-таки, как тебя зовут?

-- Ну Ниной, - отвечаю я.

-- Не врешь?

Этот вопрос меня веселит. Даже я таких не задаю. Не все, значит, для меня потеряно.

-- А смысл? - спрашиваю я.

-- А ты так дружишь со смыслом? - в тон отвечает он. - По тебе не заметно.

-- Мало того, что ты склеротик, ты и грубый к тому же, - говорю я. - Хорошо. Меня зовут Агафоклея.

Он поднимает ту бровь, что с моего бока.

-- Нина мне больше нравится, - говорит он.

-- Тогда чего спрашивать лишний раз? - говорю я, пожимая плечами.

-- Насчет рыжей я тоже пошутил, - говорит он, глядя на дорогу. - Не было ни рыжих... ни зеленых... никаких. Я вообще человек добропорядочный.

-- Это что, предупреждение? - спрашиваю я.

Он усмехается.

-- Настоящих женщин бесполезно о чем-либо предупреждать, - говорит он.

-- Уклончиво, - говорю я, подсчитывая на пальцах варианты значения этой глубокомысленной фразы. - Ты хоть и добропорядочный, но шулер, - при этом я не выдерживаю и лезу за семечками. - Я не спросила, у тебя нужно пристегиваться?

-- Как хочешь, - отвечает он. - Жизнь твоя. Куда едем?

-- Пока в центр, - говорю я. - А там видно будет.

-- Поехали, альтернатив нет, - говорит он. Я соглашаюсь. Альтернатив действительно нет, дорога до центра одна - Ленинградка, и та в глубоком параличе, как обычно. Я смотрю в окно и попутно заглядываю в кулак, повторяя цвета. Зачем это нужно - не пойму...

-- Что ты замолчала? - спрашивает он через какое-то время. - Ты как-то вроде приуныла.

-- Да вот думаю, как общаться с добропорядочным человеком, - говорю я и проверяю, хорошо ли я сделала маникюр.

-- Что, опыта нет? - спрашивает он.

-- Нет, - говорю я. - Как-то не попадались... Вот пытаюсь припомнить хоть одного... - тут у меня портится настроение.

-- Вспомнила? - спрашивает он, следя за мной.

-- Вспомнила, - говорю я мрачно. - Отца. Только ты на него не похож.

Мы согласно замолкаем. У меня пропадает охота шутить.

-- Ладно, - в конце концов говорю я. - Если у меня не дай бог возникнет глубокое чувство, я тебе вовремя скажу, чтобы ты держался подальше.

Он с полуулыбкой думает о своем.

-- Ну одолжила, - говорит он. - Где ж найдется мужик, который согласится.

-- Ты не знаешь мужиков, - говорю я. - Там, где дело касается тонких чувств и сложных внутренних переживаний, они бегут прочь как ошпаренные.

-- Тебе виднее, - говорит он, продолжая загадочно улыбаться. На его полном лице улыбка выглядит по-доброму, хотя это может быть обманный эффект от жировых складок. Впрочем, маньяком не выглядит... Глазки ленивые...

Он довозит меня не только до центра, но до самого здания.

-- Спасибо тебе, - говорю я ему с искренней признательностью. - Ты мне помог.

Я вылезаю из машины, а он кричит вслед:

-- Не забудь, ты обещала зайти, когда никого не будет!

-- Ага, - говорю я, не оборачиваясь. - Сейчас.

И плюю через плечо. Они по другую линию фронта, вспоминаю я, разглядывая фасад. Все ври. Не вопрос. Будем врать.

Скоро я сижу в крашеной комнатке за круглым большим столом и жду работодателя. Пока его нет, разглядываю произведение искусства в раме. Наверное, это что-то высокохудожественное. Из новой эпохи. В то время как я гадаю, в чем тайный смысл авторской находки, решительно входит молодой мужичонка с перекошенным кислым лицом, как у язвенника, и я его, конечно, забыв о наставлениях, приветствую замечанием:

-- А вы знаете, если эту картину развернуть на девяносто градусов, можно будет увидеть море.