Арканы Мерран. Сбитый ритм (СИ)

Немного повертев конверт, и зачем-то посмотрев через него на лампу, Дарн вскрыл упаковку. Я вытянула шею, силясь разглядеть содержимое. Так, пара плотных белых листов казенного вида.

— Где Хал? Скажи, чтоб сюда шёл! — быстро, на вдохе, сказал Дарн.

— Хал по делам уехал, и будет нескоро. В Большой замок. Что-то с трещиной в сте…

— Да меня не колышет, в какой жопе у него трещина! Быстро за Халом, и чтоб возвращался, срочно! На вот, передай ему! — Дарн швырнул в меня скомканым письмом, — да, лично ты, раз до Хозяйки долежалась! И заткни, наконец, эту тварь!

Заткнуть тауса не получилось до самого Варди, куда я вернулась, чтобы одеться потеплее. Там зловредное создание вырвалось из клетки, и, перелетев на моё покрытое плащом плечо, замолкло. Слезать отказалось напрочь. Пришлось плюнуть и идти так.

С конвертом всё оказалось сложнее: Дарн умудрился запечатать письмо снова, да ещё перещёлкнул печать на Хала. Ладно. Сам даст прочитать — ну, чтоб обновить список для Трена и Сопротивления и всё такое. А теперь — к Лоймару, у которого единственный в долине ручной птицеящер. Этот стареющий остаток роскоши ему передал покойный Ойнар с женой, которые были слишком стары, чтобы полноценно следить за прихотливой живностью.

Следующий час потратила на ругань. Так-то Лоймар справлялся с ящером на отлично, но имел некую слабость: в свободное от кормёжки и выгула время, катал на стареньком животном своих детей. Поэтому и сёдла у него имелись только детские — взрослые все развалились, а смысла делать новые Лоймар не видел. И всё же, главное западло оказалось в другом: зная, что я часто езжу верхом, а не только в повозках или лыжках, хранитель счел, что уж на птицеящерах-то точно умею. В любом седле. Или вовсе без оного.

Боги. Халнер много говорил, что в Мерран в глазах простолюдинов жизненно важно соответствовать всяким статусам (у нас с этим как-то проще). Пришлось лезть на попону и приматывать себя ремнями. Надо отметить, что гордую осанку я и правда продержала долго… Ровно до пределов слышимости. А потом…

Это было совсем не то, что ехать на мерранскиих волах, и уж тем более, на степных ящрицах родного мира. Чешуйчатое нечто мало того, что летало кругами, так еще и «давало волну» всем телом, словно коврик, с которого стряхивают песок. В итоге, от моих воплей «прямо, прямо лети, мразь, аааа!» окончательно смутился даже таус, который так и не пожелал слезать с плеча. Впрочем, ему и без того досталось: нехилые потоки воздуха так и норовили сдуть нервную птичку прочь, к каменным грядам. Конечно, в таких условиях и речи не шло, чтобы заставить птицеящера нырять в темноту каменного «зонтика» над замком. Пришлось сажать зверюгу на площадку перед воротами.

Едва когтистые лапы простучали по камню, я отцепила ремни и мешком свалилась на землю. Наконец-то, боги! Так точно надёжнее. Рядом со мной свалился таус, и забился в судорогах. Синие перья истерично хлопали, клюв беспомощно раскрывался, но вместо крика из тушки рвалась… гм… переваренная пища. Боги. Мало того, что птица летела на птице, так ещё и укачалась при этом! Сумасшедший мир.

— Ну что? Уже соскучилась? Или печка зубы показала? — спросил голос Халнера, и надо мной склонился чёрный силуэт.

— Я — соскучилась? Мечтай больше, — я приподнялась на локтях, — это вот он по твою душу прилетел.

Я подняла несчастную тварь и, поднявшись сама, положила её на спину птицеящеру. Потом полезла за конвертом.

— На вот. Срочное что-то. Дарн чуть в обморок не грохнулся.

— Хм… — Халнер накинул на летунов «клетку» подвёрнутого пространства, — ну, пошли на свет.

Сравнительно небольшое, помещение караулки располагалось по левую сторону от ворот, в стене. Комната пять на пять шагов, без окон. Стол, две короткие лавки, закрытый шкаф. Всего освещения — одинокая лампа с тремя мотыльками, сиреневыми от долгого употребления. Налево от двери, на полу, тот самый сундочек, который Халнер так спешно унёс из Варди.

— Ты что, только дошёл?

Халнер молча кивнул, и сел за стол. Разгладил конверт, извлек листы, принялся читать. И перечитывать. С каждым движением зрачков, лицо его становилось всё мрачнее и серьезнее, серьёзнее и мрачнее, пока не превратилось в каменную маску без малейшего выражения. После этого он аккуратно сложил листы вчетверо, и убрал в конверт, который отправил в личное подпространство.

— Ну, что там? Что в письме-то?

Я тоже сидела за столом, но напротив, и разглядеть текст так и не смогла. Только большой гербовый рисунок в верхнем углу и выпуклую печать в нижнем. Когда я задала вопрос, Халнер поморщился и потёр лицо ладонями, после чего замер, положив подбородок на сплетённые пальцы. Фонарь на столе мигнул: один из мотыльков погас и упал на дно. Я протянула руку и погладила Халнера по плечу. Он вздрогнул и посмотрел так, словно первый раз в жизни меня видел. Потом, вымученно улыбнувшись, стряхнул мою руку и резко встал.

— Пошли.

Он шагнул к двери и, подняв сундучок из Варди, вышел в привратный двор. Не оборачиваясь, повёл дальше — через кухни, лестницы, арки, до самой часовни.