То, что мы на Западе называем «мифологией» — я подразумеваю великие классические мифы цивилизованных народов — и рассматриваем как рационализацию антропоморфного политеизма, это было, как я думаю, народной вульгаризацией таких поэтических аллегорий. Хорошо известные черты олимпийских богов в пантеоне любого народа, вероятно, были заимствованы из символического облика, включая маски и эмблемы, которые использовались в национальных танцевальных драмах. Возможно, эти танцевальные баллады переводили аллегории на уровень драмы во время годовых празднеств, возникших из симпатически-магической церемонии, которую вели жрецы-короли в критические для земледелия и мореплавания периоды года на Крите. Сам по себе такой ритуал наверняка был чрезвычайно официальным; еще вероятнее то, что жречество организовывало эти танцевальные представления в своих местных штаб-квартирах, чтобы получить от собравшегося на праздник народа различные вещи, сокровища и средства обмена, необходимые для жрецов и их объединения в качестве частной собственности. Те танцевальные драмы были аллегорическими, вероятно именно из них в процессе развития получились так называемые «мистерии» и «посвящения» в цивилизованных обществах, например, у греков. Но нам нельзя путать эти «мистерии», которые изначально были задуманы в качестве представлений, хотя и религиозного характера, с посвящениями возмужания примитивных обществ. При изучении описаний ритуалов посвящения, существующих еще и сегодня среди отсталых народов, с точки зрения этнолога, незамедлительно бросаются в глаза отличия, если сравнить их с отчетами, например, в «Кого сюи» («Собрание упущенных прежде древних речений») начала 9-го столетия от Р.Х.) о различных «традициях» и «легендах» японской драмы творения. Также следует обратить особое внимание на описание «действия» и части диалога о главных действующих лиц в строфах и противострофах .
Для населения эти представления были всего лишь развлекательными постановками. Естественно, народу подавались фигуры посвящения, которые представляли действующих лиц этих драматических эпосов; не в абстрактной форме, но в виде известных местных действующих лиц. Это были мужчины и мальчики, также переодетые женщинами или животными, например, птицами, рыбами, а также деревьями. Они пользовались масками, шкурами животных, зелеными ветками, цветочными гирляндами, перьями. Эти мнимые создания мира животных и растений — это всегда следует учитывать — зачастую должны были олицетворять силы и функции вселенной, для чего использовались характерные символы, звуки или жесты. Например, рыба могла символизировать безграничный, богатый рыбой океан, птица — благосклонное, дающее плодородие небо, рычащий лев или бык — могущественный гром небес. Они также подражали соответствующим действиям.
Но актеры также могли облачаться в образы монструозных созданий, это могли быть комбинации индивидуально типовых, различных или даже противоречивых сил и способностей, которые люди хотели бы видеть объединенными в одном сверхъестественном образе, чтобы намекнуть о божественной разносторонности. Как в детских стишках или шарадах. Все это приводило к стереотипизации удачных представлений, так что традиционные символы через некоторое время становились своего рода знаком качества для того, что изначально было поэтическими метафорами во вдохновенной аллегории. Доктор Юнг вероятно указал бы на то, что такие представления были успешными в той степени, в которой они придавали символическую форму латентным и аморфным идеям, которые были общими у поэтов и народа, хотя нужен был гений поэта, чтобы идея нашла выражение в форме, отвечающей силе воображения народа. Здесь я хотела бы обратить внимание всего на одно такое фантастическое создание, которое во все эпохи было представителем неисчерпаемой и неразрушимой созидающей силы, — это Велика Рыба, змея или динозавр, из которых возник известный дракон (и L-T-N, Левиафан, о котором нам рассказал в своем докладе «Великая богиня Финикии» профессор Вироло), поднимающийся из вод или из первоисточника плодородия и бытия. А в категории символов я хотела бы указать всего на три: топор-молот (инструмент металлурга); музыкальный инструмент и стилизованная комбинация лингама и йони. Из них всех ни один не мог стать символом, пока человеческое общество не достигло ступени развития, когда начали обрабатывать метал, сочинять достойную упоминания музыку и достигло знания о том, что именно существо мужского пола обеспечивает зачатие (в отличие от просто любовной игры).