Читаем Архипелаг двух морей полностью

Я двигался по берегу не торопясь, пока не уперся в «непропуск» - место, где отвесная скала уходила без всякого пляжа в глубокую воду... Не часто представляется возможность сделать свободный, внеплановый маршрут или просто такую вот прогулку. Я не знал, сколько времени, и, только дойдя до тупика, посмотрел на часы: было уже около семи вечера. Сразу ощутилась глубокая усталость. Укрывшись за углом скалы, я сел на камень лицом к морю. Ветер тащил над водой низкие облака, горизонт приблизился, все было серым, как на плохой черно-белой фотографии. По странной ассоциации мне вдруг вспомнился давний эпизод: такой же усталый, я сидел на камне и отдыхал, только камень был раскаленный, и день жаркий и полный красок. Иран, северные отроги хребта Эльбурс. Мой маршрут шел вдоль склона долины горной реки. Выше начинался роскошный буковый и дубовый лес, а в зоне моего маршрута небольшие скальные выходы чередовались с зарослями колючего кустарника. Время от времени из кустов с шумом скользили вниз по склону почти метровые змеи. («Это кобра, чтобы ты знал, Володя!» - говорил про них старик Иван Владимирович Бакрадзе, наш начальник. Но это были не кобры и вообще не змеи, а безногие ящерицы.)

Склоны нижней части долины, подо мной, желты, как сухая глина, разбиты на лоскутки - участки, с которых крестьяне недавно собрали хлеб. Сейчас они транспортировали солому с участков в деревушки, лепившиеся тут и там на уступах. Мужчины собирали солому в огромные вязанки, а женщины и ребятишки принимали их на спину. Ярко-золотые шары, из-под которых едва были видны две ножки, по одному и группами катились в разных направлениях по тропам.

А потом из кустов неслышно появились два чумазых первоклассника, оба в ситцевых штанах и в литых капроновых сандалиях на босу ногу (эта копеечная обувь горами лежит прямо на полу в любой деревенской лавке). У одного висела на боку пластиковая сумка с фальшивой надписью «Эр-Иран», а второй держал азбуку прямо под мышкой, как Буратино. Ребята подошли, стали рассматривать мою сумку, часы, молоток и долго прикладывали к уху компас, силясь понять, почему стрелка есть, а внутри не тикает.

- Почему вы здесь сидите? - спросили ребята.

- Устал, - ответил я.

Пацаны пошептались и ушли, я забыл о них и думать, как вдруг они вновь появились на тропе, толкая перед собой белого ослика без седла и узды.

- Садись, мистер! - закричали оба, показывая руками на спину осла. - Ты устал, садись!..

Налетевший вдруг порыв холодного ветра прервал мои воспоминания. Я встал и пошел обратно. Когда я вернулся в лагерь, все уже были в сборе: и начальник отряда Валентин, и геолог (он же радист) Леонид, и наш старый кадр - рабочий Женя Федоров, и всегда мрачный водитель Вездехода Хмелев.

- Это ужас - десять дней никакой связи с внешним миром! - сказал Леонид с неподдельным отчаянием. - За это время «Зенит» три раза играл, а мы ничего не знаем.

Увы, я не знал результатов игр «Зенита», как-то не поинтересовался, чем, боюсь, показал себя не с лучшей стороны.

- А вас не смущает, что медведь по острову ходит? - спросил я.

- Видели его, - мрачно сказал Леонид. - Руки чешутся, да циркуляр не позволяет.

Стрелять в белого медведя категорически запрещено. В случае прямого нападения рекомендуется отпугивать его ракетами или дымовыми шашками.

Те, кому я привез письма, поддерживали беседу, старательно скрывая нестерпимое (знаю по себе) желание скорее их прочесть; не получившие писем столь же старательно демонстрировали равнодушие к этому факту.

- Ладно, идите читайте, - сказал я, - после поговорим, за ужином.

Когда студент подал вермишель с тушенкой, я спросил:

- Нельзя ли маслица положить, вермишель-то увеличилась в объеме, а консервы не увеличиваются.

Водитель Хмелев оттолкнул миску:

- Скажи спасибо, что здесь все интеллигентные! В другой компании тебе за такое блюдо не поздоровилось бы.

- А для другой компании я были готовить не стал, - резонно ответил студент.

- Как погода-то у вас, очень плохая была? - спросил я? Меняя тему разговора.

- Нет, почему же! Июль нынче неплохой. Второго и двадцать первого было солнце.

И про эти второе и двадцать первое я потом слышал не раз то от одного, то от другого.

Снаружи свистел западный ветер, он нес через остров снеговые тучи. Брезент намок, и в палатке сначала стало светлее. Я выглянул: мокрый снег летел горизонтально. Когда он облепил палатку, внутри снова стало темно, темнее, чем раньше. Мы заснули под свист ветра и хлопанье брезента, уверенные, что наш маршрут, намеченный на завтра, сорвется.

Начало маршрута. Обед у дяди Коли

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агрессия
Агрессия

Конрад Лоренц (1903-1989) — выдающийся австрийский учёный, лауреат Нобелевской премии, один из основоположников этологии, науки о поведении животных.В данной книге автор прослеживает очень интересные аналогии в поведении различных видов позвоночных и вида Homo sapiens, именно поэтому книга публикуется в серии «Библиотека зарубежной психологии».Утверждая, что агрессивность является врождённым, инстинктивно обусловленным свойством всех высших животных — и доказывая это на множестве убедительных примеров, — автор подводит к выводу;«Есть веские основания считать внутривидовую агрессию наиболее серьёзной опасностью, какая грозит человечеству в современных условиях культурноисторического и технического развития.»На русском языке публиковались книги К. Лоренца: «Кольцо царя Соломона», «Человек находит друга», «Год серого гуся».

Вячеслав Владимирович Шалыгин , Конрад Захариас Лоренц , Конрад Лоренц , Маргарита Епатко

Фантастика / Научная литература / Самиздат, сетевая литература / Ужасы / Ужасы и мистика / Прочая научная литература / Образование и наука
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное / Драматургия