Архипелаг Грез

Бо́льшую часть представления я посмотрел из-за кулис – и разочаровался. Номера были самые примитивные и скучные; я понятия не имел, что такое до сих пор показывают в театрах. Конферанс обеспечивал комик средних лет, арсенал которого состоял из непристойных шуток – невероятно избитых и потому несмешных. На сцене выступали жонглер, дуэт певцов оперетты, чревовещатель, цирковой велосипедист, сопрано и труппа танцовщиц. Когда представление уже подходило к концу, я вдруг сообразил, что остался только из-за этих танцовщиц. Одна из них показалась мне довольно симпатичной и, кажется, несколько раз одобряюще улыбнулась мне, но когда я попытался с ней заговорить, она меня отшила.

Хотя потом я уже не тратил время на представления, меня удивляло и даже радовало то, какое удовольствие от них получают зрители.

Властелина мы ждали во второй половине недели – к тому времени нам следовало освободить место на уже забитой автостоянке позади театра. Утром, в день его приезда, я сидел в кабинете Джейра и наслаждался тишиной, пока Джейр вводил в компьютер данные о доходах и расходах за неделю.

Позднее должно было начаться дневное представление, но пока мы ненадолго оказались одни, словно в те последние дни зимы.

– Призрака больше не видел, Хайк? – вдруг спросил Джейр, не отводя глаз от монитора.

– После того раза – нет.

– Точно?

Мне уже неоднократно пришлось пожалеть о том, что я рассказал о призраке Джейру – с тех пор он постоянно надо мной подшучивал.

Я промолчал.

– Я просто подумал – наверное, ты уже заметил, что у тебя за спиной, – сказал Джейр.

Конечно, я немедленно обернулся и, к моему удивлению (а поначалу – ужасу), обнаружил, что холодное, похожее на маску лицо нависает прямо за моим плечом. Я невольно вскочил.

– Хайк, позволь тебе представить – господин Коммис, звезда наших будущих представлений.

Рядом с моим стулом стоял худощавый человек в костюме мима, с головы до ног закутанный в мягкую черную ткань, не отражающую свет и плотно прилегающую к телу. Я четко видел только его лицо, раскрашенное ослепительно белым. Все черты лица полностью покрывал грим, и уже на гриме были нарисованы их карикатурные версии: брови вопросительно изогнуты, уголки рта опущены, а вместо носа – две черные точки. Даже веки артиста были раскрашены, и когда он мигал, вместо настоящих глаз появлялись другие – стилизованные голубые глаза.

– Коммис, это мой помощник Хайк Томмас.

Коммис преувеличенно широким движением снял с головы несуществующую шляпу, замысловато покрутил ей в воздухе, затем с поклоном прижал ее к груди. Выпрямившись, он быстро раскрутил невидимую шляпу на указательном пальце, подбросил ее в воздух, покачал головой из стороны в сторону, пока шляпа вращалась, а затем неожиданно нырнул так, чтобы она приземлилась точно на голову. Затем с улыбкой еще раз поклонился.

– Э-э, доброе утро, – сказал я невпопад.

Коммис с улыбкой сел на свободный стол, скрестив ноги.

Секунду спустя он уже ел воображаемый банан, медленно и тщательно очищая его, а затем снимая с плода тонкие нити кожуры. Закончив, он облизал пальцы и бросил шкурку на пол. Приподняв ягодицу, сделал вид, будто пукает, затем с извиняющимся видом помахал рукой, разгоняя скверный запах.

Потом он наточил невидимый карандаш, сдул с него стружку и извлек им серу из уха.

Когда мы с Джейром налили себе кофе из кофемашины, Коммис отказался от напитка, но извлек из воздуха воображаемую большую чашку с блюдцем, которая, очевидно, была до краев наполнена обжигающей жидкостью. Осторожно держа чашку в руках, он слегка подул на горячий напиток, помешал в чашке невидимой ложкой и вылил немного жидкости на блюдце, чтобы отхлебнуть из него. Он продолжал это представление до тех пор, пока мы с Джейром не выпили кофе, и тогда убрал свою чашку.

Когда я пытался заговорить с ним, он не ответил (но прижал ладонь к уху – видимо, показывая, что глуховат). Джейр посмотрел на меня и неодобрительно покачал головой.

Позднее Коммис изобразил, что у него началась чесотка.

Его экстравагантное поведение меня не впечатлило, и я наконец решил уйти. Пока я шел по кабинету, Коммис изобразил невероятный испуг и отпрянул, указывая на пол и умоляюще глядя на меня.

По пути в коридор я, не в силах совладать с собой, переступил через банановую шкурку.

В театре постоянно ощущалось присутствие Коммиса. Он должен был выступать на третьей неделе и, так как прибыл раньше, все время путался у нас под ногами. Его бесконечная пантомима раздражала, но казалась мне безвредной, и я старался не обращать на него внимания. Однако он всегда был рядом – передразнивал меня, выпрыгивал передо мной, чтобы показать кошку, которую держит на руках, или мой фотоснимок, который он только что сделал. Иногда он пытался сделать меня частью своей фантазии – бросал мне невидимые мячи или бежал впереди меня, открывая и закрывая несуществующие двери. Коммис не произнес ни слова, не издал ни одного звука. Я надеялся, что когда-нибудь увижу его не в образе; увы, насколько я мог понять, он все дни проводил в здании театра и даже спал там.