Архипелаг ГУЛаг

Здесь очень помогают передовые современные технические средства, именно: громкоговорители на каждом столбе и в каждом бараке! Они никогда не должны умолкать! Они постоянно и систематически от подъёма и до отбоя должны разъяснять заключённым, как приблизить час свободы; сообщать ежечасно о ходе работ; о передовых и отстающих бригадах; о тех, кто мешает. Можно рекомендовать еще такую оригинальную форму: беседа по радио с отдельными отказчиками и недобросовестными.

Ну, и печать, конечно, печать! - самое острое оружие нашей партии. Вот подлинное доказательство того, что в нашей стране - свобода печати: наличие печати в заключении! Да! А в какой стране еще возможно, чтобы заключённые имели свою прессу?

Газеты во-первых стенные, рукописные, и во-вторых многотиражные. У тех и других - бесстрашные лагкоры, бичующие недостатки (заключённых), и эта самокритика поощряется Руководством. Насколько само Руководство придаёт значение вольной лагерной печати, говорит хотя бы приказ No. 434 по Дмитлагу: "огромное большинство заметок остаётся без отклика". - Газеты помещают и фото ударников. Газеты указывают. Газеты вскрывают. Газеты освещают и вылазки классового врага - чтобы крепче по ним ударили. (Газета - лучший сотрудник оперчекотдела!) И вообще газеты отражают лагерную жизнь, как она течёт, и являются неоценимым свидетельством для потомков.

Вот например, газета архангельского домзака в 1931 году рисует нам изобилие и процветание, в каком живут заключённые: "плевательницы, пепельницы, клеёнка на столах, громкоговорящие радиоустановки, портреты вождей и ярко говорящие о генеральной линии партии лозунги на стенах... вот заслуженные плоды, которыми пользуются лишенные свободы!"

Да, дорогие плоды! И как же это отразилось на жизни лишенных свободы? Та же газета через полгода: "Все дружно, энергично принялись за работы... Выполнение промфинплана поднялось... Питание уменьшилось и ухудшилось."

Ну, это ничего! Это как раз ничего! Последнее - поправимо.3

И куда, куда это кануло всё?.. О, как недолговечно на Земле всё прекрасное и совершенное! Такая напряженная бодрая оптимистическая система воспитания карусельного типа, вытекавшая из самых основ Передового Учения, обещавшая, что в несколько лет не останется ни одного преступника в нашей стране (30 ноября 1934 года особенно так казалось) - и куда же?! Насунулся внезапно ледниковый период (конечно, очень нужный, совершение необходимый!) - и облетели лепестки нежных начинаний. И куда сдуло ударничество и соцсоревнование? И лагерные газеты? Штурмы, сборы, подписки и субботники? Культсоветы и товарищеские суды? Ликбез и профтехкурсы? Да что там, когда громкоговорители и портреты вождей велели из зон убрать! (Да уж и плевательниц не расставляли.) Как сразу поблекла жизнь заключённых! Как сразу на десятилетия она была отброшена назад, лишившись важнейших революционно-тюремных завоеваний! (Но мы нисколько не возражаем: мероприятия партии были своевременные и очень нужные.)

Уже не стала цениться художественно-поэтическая форма лозунгов, и лозунги-то пошли самые простые: выполним! перевыполним! Конечно, эстетического воспитания, порхания муз, никто прямо не запрещал, но очень сузились его возможности. Вот, например, одна из воркутских зон. Кончилась девятимесячная зима, наступило трёхмесячное, ненастоящее, какое-то жалкое лето. У начальника КВЧ болит сердце, что зона выглядит гадко, грязно. В таких условиях преступник не может по-настоящему задуматься о совершенстве нашего строя, из которого он сам себя исключил. И КВЧ объявляет несколько воскресников. В свободное время заключённые с большим удовольствием делают "клумбы" - не из чего-нибудь растущего, ничего тут не растет, а просто на мёртвых холмиках вместо цветов искусно выкладывают мхи, лишайники, битое стекло, гальку, шлак и кирпичную щебенку. Потом вокруг этих "клумб" ставят заборчики из штукатурной дранки. Хотя получилось не так хорошо, как в парке имени Горького, - но КВЧ и тем довольно. Вы скажете, что через два месяца польют дожди и всё смоет; ну что ж, смоет. Ну что ж, на будущий год сделаем сначала.

Или во что превратились политбеседы? Вот на 5-й ОЛП Унжлага приезжает из Сухобезводного - лектор (это уже 1952 г.). После работы загоняют заключённых на лекцию. Товарищ, правда, без среднего образования, но политически вполне правильно читает нужную своевременную лекцию: "О борьбе греческих патриотов". Зэки сидят сонные, прячутся за спинами друг друга, никакого интереса. Лектор рассказывает о жутких преследованиях патриотов и о том, как греческие женщины в слезах написали письмо товарищу Сталину. Кончается лекция, встаёт Шеремета, женщина такая из Львова, простоватая, но хитрая, и спрашивает: "Гражданин начальник! А скажить - а кому бы н?а?м написать?.." И вот, собственно положительное влияние лекции уже сведено на нет.