Архипелаг ГУЛаг

В портфеле осталась "Катюша" и соль. А где бритву добыть, уж не говорю обсушиться? Вот у берега - лодка, домик. Видно, бакенщик. Сходим на берег, стучим. Света не зажигают. Густой мужской голос: "Кто?" - "Пустите погреться! Чуть не утонули, лодка опрокинулась." Долго возятся, потом открывают дверь. В сенях, в полусвете стоит сбок двери дюжий старик, русский, обеими руками поднял на нас топор. На первого опустит, не остановить! "Да не бойтесь, - уговариваю. - Мы из Омска. В командировке были, в совхозе Абая. Хотели на лодке до нижнего района доплыть, да выше вас там перекат и сети стоят, мы сплоховали, перевернулись". Еще смотрит подозрительно, не опуская топор. Где я его видел, на какой картине? Какой-то былинный старик - грива седая, голова седая. Наконец, отозвался: "Это что ж, значит в Железнянку?" Вот добро, узнали и где находимся. "Ну да, в Железнянку. Да главное - портфель утонул, а там денег 150 рублей. Мясо купили в совхозе, теперь уж и не до мяса. Может, купите у нас?" Жданок пошёл за мясом. Старик допустил меня в горницу, там керосиновая лампа, на стене охотничье ружье. "Теперь документы у вас проверим". Стараюсь говорить бодрей: "Документы у нас всегда при себе, хорошо, что в верхнем кармане, не замокли. Я - Столяров Виктор Александрович, уполномоченный областного управления животноводства". Теперь нужно скорей инициативу перехватить. "А вы кто?" - "Бакенщик" - "А имя-отчество?" Тут Коля пришёл и старик больше о документах не заговаривал. Сказал, что на мясо у него денег нет, а чайком попоить может.

Просидели у него с часок. Он согрел нам чаю на щепках, дал хлеба и даже отрезал сала. Говорили об иртышском фарватере, за сколько лодку купили, где продавать. Он больше сам говорил. Смотрел сочувствующим умным старым взглядом, и казалось мне, что он всё понимает, настоящий человек. Хотелось мне даже ему открыться. Но нам бы это не помогло: бритвы у него явно не было, он обрастал, как всё в лесу растёт. А ему безопасней было не знать, иначе - "знал - не сказал."

Мы ему оставили нашей телятины, он нам дал спичек, пошёл провожать и растолковал, где какой стороны держаться. Мы отвалили и быстро погребли, чтоб как можно дальше уйти за последнюю ночь. Хватали нас на правом берегу, так мы теперь больше жались к левому. Луна - под нашим берегом, но небо чистое - и видим, как вдоль правого, обрывистого и лесного, тоже по течению спускается лодка, только мы быстрей.

Не опер-ли группа?.. Идём параллельным курсом. Я решился действовать нагло, нажал на весла, сблизился. "Земляк! Куда путь держишь?" - "В Омск." - "А откуда? - "Из Павлодара". - "Что так далеко?" - "Совсем, на жительство".

Для опера его окающий голос слишком простоват, отвечает охотно, видно даже рад встрече. Жена у него спит в лодке, а он за вёслами ночь коротает. Вглядываюсь - не лодка, а арба, скарбу полно, завалено все узлами.

Быстро соображаю. В последнюю ночь, в последние часы на реке - и такая встреча! Если переезжает с концами, значит, у них тут и продукты, и деньги, и паспорта, и одежда, и даже бритва. И никто их нигде не хватится. Он один, нас двое, жена не в счёт. Я пройду по его паспорту, Коля переоденется, сойдет за бабу: маленький, лицо голое, фигуру вылепим. У них, конечно, найдется и чемодан - для нашего дорожного вида. И любой шофёр сегодня же утром подбросит нас до Омска.

Когда не грабили на русских реках? Судьба лихая, какой выход? После того, как мы дали след на реке - единственный шанс и последний. Жаль работягу лишать добра - но кто нас жалел? Или кто пожалеет?

Всё это - мгновенно, и у меня и у Жданка в голове. И я только тихо спрашиваю: "Угм-м?" И он тихо: "Махмадера".

Я всё больше сближаюсь и теперь уже тесню их лодку к крутому берегу, к тёмному лесу, спешу не допустить до поворота реки - там, может быть лес кончится. Меняю голос на начальственный и командую:

- Внимание! Мы - опергруппа министерства внутренних дел. Причаливайте к берегу. Проверка документов!

Гребец бросил вёсла: то ли растерялся, то ли даже обрадовался - не разбойники, опергруппа.

- Пожалуйста, - окает, - может здесь, на воде проверить.

- Сказано к берегу - значит к берегу! И быстро.

Подошли. Стали почти борт к борту. Мы выпрыгнули, он с трудом лезет через тюки, видим - хромает. Жена проснулась: "Еще далеко?" Подаёт парень паспорт. "А военный билет?" - "Я инвалид, по ранению, с учета снят. Вот тут справочка..." Вижу - на носу их лодки сверкнуло металлом - топор. Даю Коле знак - изъять. Коля рванулся слишком резко и схватил топор. Баба завыла, почувствовала. Я строго: "Это что за крик? Прекратить. Мы беглецов ищем. Преступников. А топор тоже оружие." Немного успокоилась.

Даю команду Коле:

- Лейтенант! Сходите на пост. Там должен быть капитан Воробьёв.

(И звание и фамилия сами пришли на ум, а вот почему: дружок наш капитан Воробьёв, беглец, остался сидеть в Экибастузском БУРе.)