Таких людей немало. Не попавшие в эпидемию хрущёвских освобождений, наши покинутые однобригадники, однокамерники, встречные на пересылках. Мы их давно забыли в своей восстановленной жизни, а они всё также потерянно, угрюмо и тупо бродят всё на тех же пятачках вытоптанной земли, всё меж теми же вышками и проволоками. Меняются портреты в газетах, меняются речи с трибун, борются с культом, потом перестают бороться, — а 25–летники, сталинские крестники, всё сидят…
Холодящие тюремные биографии некоторых приводит Караванский.
О свободолюбивые левые мыслители Запада! О левые лейбористы! О передовые американские, германские, французские студенты! Для вас — этого мало всего. Для вас — и вся моя эта книга сойдёт за ничто. Только тогда вы сразу всё поймёте, когда «р–руки назад!» потопаете сами на наш Архипелаг.
Но, действительно, политических— теперь несравнимо со сталинским временем: счёт уже не на миллионы и не на сотни тысяч.
Оттого ли, что исправился Закон?
Нет, лишь изменилось (на время) направление корабля. Всё так же вспыхивают юридические эпидемии, облегчая мозговой процесс юридических работников, и даже газеты подсказывают умеющим их читать: стали писать о хулиганстве — знай, повально сажают по хулиганской статье; пишут о воровстве у государства— знай, сажают расхитителей.
Уныло твердят сегодняшние зэки из колоний:
«Найти справедливость бесполезно. В печати одно, а в жизни другое» (В.И. Д.).
«Мне надоело быть изгнанником своего общества и народа. Но где можно добиться правды? Следователю больше веры, чем мне. А что она может знать и понимать — девчёнка 23 лет, разве она может представить, на что обрекает человека?» (В. К.)
«Потому и не пересматривают дел, что им тогда самим сокращаться (Л–н).
«Сталинские методы следствия и правосудия просто перешли из политической области в уголовную, только и всего» (Г. С).
Вот и усвоим, что сказали эти страдающие люди:
1) пересмотр дел невозможен (ибо рухнет судейское сословие);
2) как раньше кромсали по 58–й, так теперь кромсают по уголовным (ибо — чем же им питаться? и как же тогда Архипелаг?).
Одним словом: хочет гражданин убрать со света другого гражданина, ему неугодного (но, конечно, непрямо ножом в бок, а по закону). Как это сделать без промаха? Раньше надо было писать донос по 58–10. А сейчас — надо предварительно посоветоваться с работниками (следственными, милицейскими, судейскими— а у такого гражданина именно такие дружки всегда есть): что модно в этом году? на какую статью невод заведен? по какой требуется судебная выработка? Ту и суй, вместо ножа.
Долгое время бушевала, например, статья об изнасиловании— Никита как–то под горячую руку велел меньше 12 лет не давать. И стали в тысячу молотков во всех местах клепать по двенадцать, чтобы кузнецы без дела не застаивались. А это — статья деликатная, интимная, оцените, она чем–то напоминает 58–10: и там с глазу на глаз, и тут с глазу на глаз; и там не проверишь, и здесь не проверишь, свидетелей избегают— а суду как раз этого и нужно.
Вот вызывают в милицию двух ленинградских женщин (дело Смелова). — Были с мужчинами на вечеринке? — Были. — Половые сношения были? (А о том есть верный донос, установлено.) — Б–были. — Так одно из двух: вы вступали в половой акт добровольно или недобровольно? Если добровольно, рассматриваем вас как проституток, сдайте ленинградские паспорта и в 48 часов из Ленинграда! Если не добровольно, — пишите заявление как потерпевшие по делу об изнасиловании. Женщинам никак не хочется уезжать из Ленинграда! И мужчины получают по 12 лет.
А вот дело М.Я. Потапова, моего сослуживца по школе. Всё началось с квартирной ссоры— с желания соседей расшириться и с того, что жена Потапова, коммунистка, донесла на ещё одних соседей, что те незаконно получают пенсию. И вот— месть! Летом 1962 года Потапов, смирно живущий, ничего не подозревающий, внезапно вызван к следователю Васюре и больше уже не вернулся. (Учитесь, читатель! В таком правовом государстве, как наше, это может быть и с вами в любой день, поверьте!) Следствие облегчается тем, что Потапов уже отбыл 9 лет по 58–й (да ещё отказался в 40–е годы дать ложное показание на однодельца, что делает его особенно ненавистным следствию). Васюра так откровенно и говорит ему: «Я вас пересажал столько, сколько у меня волос на голове. Жалко, теперь прав старых нет». Прибежала жена выручать мужа, Васюра ей: «Плевать я на тебя хотел, что ты — партийная! Захочу— и тебя посажу!» (Как пишет заместитель генерального прокурора СССР Н. Жогин (Известия, 18.9.1964): «В иных статьях и очерках как–то пытаются принизить труд следователя, сорвать с него ореол романтики. А— зачем?»)
В ноябре 1962 Потапова судят. Он обвиняется в изнасиловании 14–летней цыганки Нади (из их двора) и растлении 5–летней Оли, для чего заманивал их смотреть телевизор. В протоколах следствия от имени