Архистратиг Михаил

— С сестрой Анри де Клермона. Я не добивался этих сведений, даю честное слово! Я случайно напал на них! Таким образом, Герта требует от графа обратно слово, которое он со своей стороны давно нарушил, и я очень сомневаюсь, чтобы ему самому не было желательно разорвать эту помолвку. Если он сам не сделал никаких прямых шагов в этом направлении, то его, очевидно, сдерживал только страх перед дедом!

Последовала пауза. Удар был так суров и неожидан, что генералу требовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. По всему было видно, как тяжело отзывались на нем все эти разоблачения.

— Я потребую Рауля к ответу! — сказал он наконец. — Если он подтвердит указанный вами факт, то Герта, разумеется, имеет право нарушить помолвку. Но вам это не дает никаких надежд, потому что я не могу допустить и никогда не допущу, чтобы моя внучка...

— Последовала за Роденбергом! — холодно договорил за него Михаил. — Я знаю это, ваше высокопревосходительство! Но мне придется напомнить вам, что вашей власти опекуна через несколько месяцев наступает конец!

Штейнрюк вплотную подступил к нему. Его взор запылал прежним огнем, и голос звучал с прежней властностью, когда он твердо сказал:

— Власть опекуна — да! Но тогда в полную силу войдет власть главы семьи, и ей ты подчинишься!

— Нет!

— Михаил!

— Нет, граф Штейнрюк! Я не принадлежу к вашей семье, этому вы только что дали мне новое доказательство. Пусть Рауль оказался недостойным невесты, пусть он изменил ей, — в ваших глазах он все же остается озаренным графским титулом, как я остаюсь сыном авантюриста, не смеющим поднять взор на члена вашей семьи, даже если он любим! К счастью, Герта держится иного взгляда на вещи. Она знает все и все-таки с радостью готова принять мое имя!

— А я говорю тебе, что ты еще поплатишься за это имя у нее! Ты не знаешь этой гордой девушки! Откажись от нее!

— Я не настолько труслив! — с презрительной усмешкой ответил Михаил. — Я лучше знаю свою Герту! Ведь мы в течение долгих месяцев отчаянно боролись друг с другом, как самые ожесточенные враги, хотя и сознавали все время, что не можем отказаться друг от друга. Мне было достаточно трудно завоевать свое прекрасное, гордое счастье, но оно завоевано и теперь бесспорно мое! В неистовстве бури, из ущелий Орлиной скалы достал я свою невесту... Попробуйте вырвать ее у меня!

Холодный, серьезный офицер словно переродился; страстное счастье лучилось из его взгляда, звучало в его словах, а последний вызов он почти с торжеством швырнул в лицо графу.

Тот опять взглянул на него тем странным взглядом, где скорби было больше, чем гнева, и, овладевая собой, сказал:

— Довольно! Прежде всего я должен посчитаться с Раулем. Ты еще услышишь обо мне. Теперь ступай!

Михаил поклонился и вышел.

Генерал долго и мрачно смотрел ему вслед. Как странно, что они никогда не могли выдержать официальный тон, к которому оба так стремились!.. Вначале всегда начальник говорил с подчиненным так холодно, так бесстрастно, как будто они встретились в первый раз, но в заключение даже в пылу самой жестокой ссоры все же дед говорил с внуком! И теперь они расстались с формальным объявлением войны, а все же граф, оставшись один, мрачно прошептал:

— Чего бы я ни дал, чтобы тебя звали Раулем Штейнрюком!

* * *

Через полчаса молодой граф вернулся с утренней верховой прогулки. Принимая повод лошади, слуга доложил ему, что генерал приказал просить его к нему в кабинет сейчас же, как только он вернется.

— Ты звал меня, дедушка? — спросил Рауль, входя в кабинет к генералу. — Ты, наверное, получил известия из Штейнрюка?

Дед подал ему телеграмму.

— Прочти сам!

Рауль пробежал депешу и положил ее на стол.

— Очень печальное, но, к сожалению, вовсе не неожиданное известие! Судя по последним бюллетеням, этого надо было ожидать с часу на час. Вчера ты говорил, что тебе будет невозможно отправиться на похороны, значит, придется нам с мамой ехать одним.

— Если ты можешь ехать, то поезжай!

— Но ведь ты сам говорил, что с моим отпуском не будет ни малейших затруднений! Значит, я могу в любой момент отправиться, чтобы...

— Чтобы утешить свою невесту?

— Ну, конечно! Как ты это странно говоришь! Кажется, я имею право...

— Действительно ли ты еще имеешь его? Сейчас увидим!

Граф Рауль смутился при этих словах, но дед не дал ему времени догадаться, куда клонится разговор, и спросил кратко и резко:

— В каких отношениях находишься ты с Элоизой де Нерак?

Вопрос был так неожидан, что на мгновение Рауль растерялся. Но сейчас же овладел собой и ответил:

— Она — сестра моего друга Клермона.

— Это я знаю! Но, по-видимому, она для тебя нечто большее! Без уверток! Я требую полного, честного признания! Не идут ли эти отношения вразрез с обязанностями жениха? Да или нет?

Рауль промолчал. Он не был, несмотря ни на что, лгуном; да и мог ли он лгать перед этим грозным взглядом, который, казалось, проникал к нему в самую душу!

— Значит, все-таки!.. — глухо сказал старик Штейнрюж. — Я не мог и не хотел поверить этому!

— Дедушка!