Архитектура Петербурга середины XIX века

Лицевой фасад дома Штакеншнейдера, обращенный на Большую Миллионную, получил при перестройке новую отделку. Штакеншнейдер — едва ли не первым среди своих современников-архитекторов — использовал в ней мотивы того специфического варианта итальянского ренессанса, который сложился в архитектуре Флоренции в первой четверти XVI века (в частности, в творчестве ведущего флорентийского архитектора того времени Баччо д’Аньоло^[213]). Однако мотивы стилевого прототипа были претворены Штакеншнейдером в более графичной и несколько суховатой трактовке. Окна обрамлены строгими наличниками, плоскость стены расчленена линиями филенок и рустованными лопатками. Простенки центрального ризалита декорированы парящими музами и аллегорическими атрибутами «трех знатнейших художеств» — они указывают на род занятий владельца дома, ставшего к тому времени профессором Академии художеств.

Собственный дом архитектора А. И. Штакеншнейдера.

В просторном доме Штакеншнейдера удобно разместилась и многочисленная семья зодчего, и его архитектурная мастерская, быстро обраставшая штатом сотрудников. В флигелях, занимавших северную часть владения, размещались квартиры, сдаваемые внаем[214].

В 1855–1862 годах дом Штакеншнейдера был одним из известнейших литературно-художественных салонов Петербурга. Здесь собирались поэты, писатели, артисты, художники. На штакеншнейдеровских «субботах» бывали Я. П. Полонский, В. Г. Бенедиктов, И. А. Гончаров, Ф. М. Достоевский, И. С. Тургенев и другие, приходило много молодых художников, архитекторов, актеров, в помещении столовой часто устраивались любительские спектакли^[215].

Парадные комнаты дома, отделанные по проекту хозяина, располагались со стороны Мойки (дом № 9) и выходили окнами в небольшой двор.

Со двора крыльцо вело в оранжерею — зимний сад, за ним следовала диванная; легкая арка отделяла ее от столовой, к которой сбоку примыкала небольшая гостиная. К сожалению, впоследствии все это было перестроено и уничтожено, но красочное описание парадных комнат дома, приведенное в дневнике дочери архитектора Елены Андреевны Штакеншнейдер, позволяет мысленно воссоздать их былой облик.

«Подъезд был с Мойки. Входили через зимний сад, и эффект был совсем очаровательный. Зимний сад был освещен, но местами листья бананов бросали гигантскую тень, и эта тень была какая-то таинственная, и таинственен казался шум падающих капель… Самая атмосфера нашего сада, какая-то особенная, приятнотеплая и растворенная запахом растений, имеет, для меня по крайней мере, неотразимую прелесть. Из сада входили в нашу любимую комнату, названную почему-то диванной; в ней всего два дивана, а то все стулья. Здесь прямо против широких дверей сада стоит театр, окаймленный легкой, грациозной аркой — предметом восхищения всех, и художников, и не художников»^[216].

В связи с болезнью А. И. Штакеншнейдера, обострившейся в начале 1860-х годов, семья вынуждена была продать дом на Миллионной улице. Здание было перестроено в доходный дом, на месте зимнего сада был возведен многоэтажный флигель. В 1898 году был надстроен четвертым этажом корпус со стороны Миллионной улицы.

Дачи в окрестностях Петербурга

В первой половине XIX века стало разворачиваться строительство дач в окрестностях Петербурга и в его ближайших пригородах — Царском Селе, Павловске, Петергофе, Стрельне и др. В архитектуре дач — в отличие от городских особняков — требования внешней импозантности становились менее существенными, зато особое значение приобрели требования иного порядка — связанные с функциональностью, комфортом, уютом, экономичностью построек. Они своеобразно переплетались с новыми художественными задачами, порожденными романтическими тенденциями. Все это в совокупности стимулировало отход от традиционных методов проектирования, выработанных классицизмом, и поиски новых объемно-планировочных решений и новых средств эстетической выразительности. Формирующаяся во второй четверти XIX века новая методика проектирования дач и коттеджей, с одной стороны, и присущее зарождающейся эклектике обращение к наследию «всех стилей», с другой, порождали исключительное разнообразие построек. А творческие установки архитекторов и личные вкусы и требования владельцев усугубляли этот процесс.

Рассмотренный нами выше (см. с. 70, 71) императорский Коттедж в Александрии (на территории Петергофа) явился одной из первых построек, открывших новый этап не только в истории проектирования дач, но и в эволюции всей русской архитектуры в целом. В 1830-х годах, по мере все более решительного преодоления канонов классицизма, новаторские тенденции в архитектуре дач и коттеджей стали проявляться все более активно.

Это можно очень наглядно проиллюстрировать творчеством архитектора А. П. Брюллова.