Архитектурные излишества: как полюбить Москву. Инструкция

До революции в Москве практически не называли улиц и переулков в честь выдающихся и знаменитых людей. Топонимику места составляли имена соседних церквей, речушек, землевладельцев, слобод. Городские названия часто позволяет нам понять, кто жил в том или ином районе.

В XVII веке именно слобода была, по меткому выражению одного историка, растительной «клеточкой» Москвы, единицей пространства. Многочисленные слободы делились на дворцовые, военные, церковные, предназначенные для поселения иностранцев… Именно здесь жил средний москвич, посадский человек, наслаждавшийся храмами ранних Романовых, плативший налоги, участвовавший в бунтах. После переезда столицы в Петербург жители потихоньку отвыкали от слободского устройства, но оно до сих пор позволяет нам разобраться в сложной социально-пространственной структуре средневекового города. Кроме того, московские названия чрезвычайно музыкальны.

Улица Поварская – по бывшей слободе, а рядом переулки Хлебный, Столовый, Ножовый, некогда существовавший Чашников! Столешников! Переулок Огородная слобода! Немецкая слобода – отдельный мир! Сыромятники, Ямские улицы, Кошели, Конюшенные, Кисловские… Часто в подобных названиях кроется ключ, открывающий вход в самое сердце старинного города.

Похожий путь проделали и подмосковные села и деревни – домов больше нет, но мы находим на столичной карте Алтуфьево, Владыкино, Тропарево и Котлы. Вслушивайтесь и вчитывайтесь в Москву, и она обязательно ответит взаимностью со своими замечательными Спасопесковскими площадями и Николоворобинскими переулками.

Филевский кремовый торт

Помните бояр Нарышкиных, игравших очень важную роль в конце XVII века? Семейство было настолько влиятельным, что в его честь даже назвали важный архитектурный стиль, «нарышкинское барокко». Согласитесь, приятно оставить свое имя в истории не только на страницах книг, но и на примере таких красивых зданий.

Россия медленно вступала на европейский путь развития. В домах богатых москвичей появлялись кровати, клавикорды, первые картины. Русская архитектура до Петра не всегда дружила с западной – скажем, у нас практически не было своей готики. Первым стилем, который развивался в Москве синхронно с Европой, стало как раз барокко, пышное и нарядное. Ушла скупость шатровых церквей, покинуло страну буйство узорочья. Отныне барокко, легковесное, как петровские ассамблеи, правило бал на улицах столицы.

Заказчиком филевского «чуда» (церковь Покрова в Филях) выступил Лев Кириллович Нарышкин, дядя первого русского императора. Раньше на этом месте возвышалась деревянная церковь, и новый владелец земли решил удивить москвичей дивным сплетением каменного ожерелья. Место для нового храма было центром огромной нарышкинской вотчины – им принадлежали и Фили, и Кунцево, и Мазилово, и другие деревеньки.

Совсем неудивительно, что Лев Кириллович захотел наконец открыть «железный занавес» и пустить в Москву западные веяния. Л. К. Нарышкин с 1690 года был главой Посольского приказа, а кому, как не «министру иностранных дел», впускать в страну ветер перемен? Нарышкин лично выполнил чертежи храма и стал, видимо, искать подходящего подрядчика. Тогда в Москве было немало прекрасных зодчих, и боярин остановился на фигуре Якова Бухвостова. О биографии этого архитектора мы практически ничего не знаем, вместо страниц жизнеописания он оставил нам свои храмы. Да и в самой научной среде ведутся споры, стоит ли приписывать Бухвостову храм Покрова в Филях. Сплошная пелена неизвестности, которая только добавляет легкий флер фантазии в наш рассказ. Церковь закончили в 1693–1694 году.

От Европы храм взял свой воздушный характер, от России – типичное для тех лет расположение, именуемое «восьмерик на четверике». Приглядитесь к церкви – с каждым ярусом число углов становится меньше. Верхний объем храма кажется гораздо скромнее нижнего. Так московская Русь, показывая свое богатство «внизу», на земле, тянулась к небу чистыми и простыми свечками благочестия. Храмы типа «восьмерик на четверике» чрезвычайно распространены в нашей стране.

Еще одна европейская черта просматривалась на ценной иконе, которая хранилась в храме. Дело в том, что на святом образе были стихи, написанные по-старославянски, когда стихосложение только делало первые шаги в нашей стране.

Льву, верну рабу своему,Милость свою подаждь и дому всему,Немятежное даруй благоденство.По сем в небеси вечное блаженство.