Архив еврейской истории. Том 13

Вторая подсказка — в одном из последних лагерных писем. В нем Береговский сперва сообщает: «Вчера, наконец, получил посылку. Все дошло в отличном виде. Ничего не испортилось и не разбилось»[671]. Тем не менее через несколько строк мы читаем: «Не нужно было посылать рис. Но поскольку это всего 400 граммов (мешочек разорвался и пришлось его собирать из ящика), то не стоит и говорить об этом». Итак, в посылке были хрупкие предметы (баночки с горчицей), которые остались неповрежденными, при этом порвался мешочек (то есть не бумажный пакет!) с крупой. Как можно это объяснить?

Понять помогают письма других заключенных, свидетельствующие, что человек, получавший посылку, должен был сразу уделить что-то лагерной обслуге. Приведем здесь фрагмент воспоминаний Е. М. Львова:

Получая посылку из рук надзирателя, надо немедленно проявить широту натуры. Горсть конфет, пачку папирос, пачку печенья и др. надо тут же положить на середину стола — угощение выдающему, присутствующим надзирателям и отсутствующим придуркам. Не сделаешь этого, с тобой поступят «по закону»: все вскроют, распечатают и одно за другим будут высыпать в наволочку (ящики не выдаются). В результате в посылке окажется смесь из сахара, круп, чая, табака и т. д.[672]

Видимо, понимая, что совсем скоро он покинет лагерь, Береговский перестал платить унизительную дань.

Чаще всего отбирали и деньги, вложенные в посылки. Еще меньше шансов было сохранить присылаемую одежду. «Невозможно иметь здесь что-нибудь, кроме как на себе. Присылать что-нибудь из обуви, одежды, белья — выкинуть в бездонную яму. Я категорически запрещаю вам присылать мне что-либо из вещей», — писал из Бамлага М. Д. Юдин в 1938 году[673]

. Поэтому после «концертных» рубахи, галстука, летних брюк Береговский попросил лишь «пару рубах нижних»[674], а в дальнейшем упорно писал, что у него есть все необходимое и вещей присылать не надо.

По эту сторону

Письма из лагеря были драгоценностью: их читали по многу раз. На первой странице письма, датированного 24 января 1953 года — следующего после письма с перечнем лекарств, — видны следы слез, так что некоторые буквы совсем расплылись. Как прожила жена Береговского эти полгода — от одной весточки до другой, — понимая, что муж серьезно болел, и не имея возможности узнать, жив ли он? Но слезами горю не поможешь: письма Береговского свидетельствуют, что он получал посылки, сполна отвечавшие его запросам. Каждую из его просьб родные старались выполнить.

Отчасти понять, что стоило собрать тот «необходимый минимум», можно из переписки Сарры Иосифовны и дочери Эды Моисеевны. Нередко это не письма, посылавшиеся по почте, а записки, вкладывавшиеся в посылки. Между Киевом и Чистяково, а также Москвой и Киевом постоянно курсировали разного рода вещи: это и перелицованная и перекрашенная в домашних условиях одежда, и самые простые продукты. Например, когда у старшей внучки случилось сильное расстройство желудка, оказалось, что в Киеве было невозможно достать риса (для приготовления рисового отвара, служившего лекарством). Его раздобыли только в столице. Оттуда же приходилось возить и сахар. «Хотела бы, чтобы ты привезла сахару и клгр изюму (изюм в посл<еднюю> очередь)», — писала Сарра Иосифовна дочери 16 августа 1947 года — еще до ареста мужа.

А вот выдержки из нескольких ее писем 1955 года:

Что касается сахара, то подожди, Эдонька, может, еще тут появится. Тебе ведь это большой труд отправить посылку. А Ира сегодня достала 2 кгр., да С. И.[675] — килогр., так что мы разбогатели[676]. Я же писала тебе, что здесь уже начал появляться сахар, и если постоять 20–30 м[инут], то кило сахара достанешь. <…> На днях буду отправлять вам вторую посылку, а у меня для нее пока только 6 кгр. муки и кило крупы. Если у вас нет масла, то я куплю на рынке и пришлю. Может, и подслон[ечного] прислать?[677]

Масло на рынке стоило в несколько раз дороже, чем в магазине. Но, видимо, и на рынке его не оказалось: «Масла, к сожалению, и здесь нелегко достать, но все же я отправлю посылочку вам, как только что-нибудь раздобуду»[678].