Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Серый Гусляр был сыном Кобзаря. Он имел недурной рекорд 2.23,5 и по себе был чрезвычайно хорош: глубок, густ, костист и правилен. В то время у Малютина было столько выдающихся лошадей, что Гусляр прошел незамеченным, что очень жаль. Сейчас, при измельчании форм орловского рысака и частичной утрате типа, за такого Гусляра дали бы большие деньги – конечно, если бы могли вернуться времена настоящих охотников и знатоков лошади…

В 1899 году Громада дала свой единственный приплод от Ловчего. Это был светло-серый жеребец Гай, имевший свыше шести вершков росту. Я видел Гая в заводе Вельяминова, который купил жеребца у князя Вяземского, а тот – у Малютина. (Это был как раз период, когда князь Л. Д. Вяземский увлекался формами. Но когда в Лотарёвском заводе окончательно взяло верх призовое направление, Гай был, конечно, удален.) С моей точки зрения, Гай был чересчур тяжел, крупен и рыхл для призового рысака, но имел и положительные черты экстерьера: превосходную линию верха, характерную голову Удалых и замечательный костяк. Имя Удалого было близко инбридировано в родословной Гая, и это не принесло положительного результата.

Гай не бежал.

После Гая Громада дала Гагару, лучшую свою дочь. Гагара была крупна и вполне в духе дочерей Летучего: суха, блестка и очень дельна, с превосходной спиной, но, как и некоторые дочери Летучего, высоковата на ногах и несколько кониста. Масти она была белой и очень напоминала своего отца, особенно головой и выражением глаз. В трехлетнем возрасте Гагара была без двадцати версту, после чего сейчас же поступила в завод. Для дочери Летучего это очень хороший рекорд, да и Малютин не любил долго держать на ипподроме своих кобыл. В руках другого охотника Гагара была бы много резвее. Заводская ее карьера сложилась замечательно. Достаточно сказать, что она мать Мисс-Мак-Керрон (1.29 и 2.12), за которую Телегин заплатил Новосильцову 25 тысяч рублей уже как за заводскую матку. К несчастью для русского коннозаводства, после революции Мисс-Мак-Керрон была уведена из Тамбовской губернии, а весь приплод Гагары погиб при погроме в Быках, а затем во время эвакуации.

Родной брат Гагары вороной Гассан в двухлетнем возрасте налетел в паддоке на столб изгороди и с тех пор хромал. Одно время его подлечили, но он, показав 2.31, опять захромал, и его продали. Гассан напоминал дочерей Летучего, но был сырее их. Дальнейшая судьба этой лошади мне не известна.

В 1902 году Громада дала белую кобылу Гусыню. И Малютин, и Сергеев, и Чернов говорили, что это вылитая Гроза 2-я, но несколько шире и глубже. Сравнивая фотографии этих двух кобыл, поражаешься их сходству. Гусыня была так хороша, как только могла быть хороша представительница линии Гранита, которому и старая Гроза, и Гроза 2-я, и Гусыня были обязаны типом и красотой. Гусыня не имела ничего общего с дочерьми Летучего и совершенно не походила на свою старшую сестру Гагару. Гусыня была глубже, ниже на ногах и в тысячу раз породнее и элегантнее. Это была совершеннейшая рысистая кобыла, одна из лучших! Тот, кто знал Гусыню, знал образцовую по типу и экстерьеру кобылу и мог смело избрать ее своим коннозаводским идеалом. К сожалению, такие кобылы родятся далеко не часто. Малютин так любил Гусыню, что когда последние две зимы жил больной на своей даче в Москве, то Гусыню приводили туда из Быков и уводили незадолго до выжеребки. Эти два года я также жил в Москве и, часто бывая у Малютина, не раз любовался Гусыней. В душе я мечтал купить ее, но заикнуться Малютину об этом даже не смел. Несмотря на то что по типу Гусыня не вполне отвечала идеалу Малютина, этот великий коннозаводчик на старости лет, пожалуй, больше всех других своих кобыл любил именно ее. Гусыня была очень резва, и ее рекорд 2.34 не дает никакого понятия о настоящей ее резвости. Гусыню берегли и, как только она показала приличные секунды, сейчас же взяли в завод. Следует заметить, что у Гусыни был тяжелый характер – характер отца. Как матка она обещала многое, и первый же ее приплод был классный. Я помню, сколько надежд и разговоров вызвало появление на свет светло-серого жеребца Гусачка от Зенита (завода Вяземских) и Гусыни. Жеребенок был удивительно хорош. К несчастью, впоследствии выяснилось, что у него нечистое дыхание. Летучий иногда передавал тяжелое дыхание своим детям, то же следует сказать про Зенита. Соединение их имен в родословной Гусачка усилило фамильный порок, и Гусачок хрипел. Вот почему я, в интересах орловской рысистой породы лошадей, так боюсь модных сочетаний Лесок – Корешок. Эти жеребцы дали немало хрипунов, и будет весьма обидно, если господа Пуксинги и Щёкины, современные вершители судеб Хреновского завода, которые широко пользуются этой кровью, заведут в Хреновом «собственный оркестр», как метко и ехидно говорил Коноплин, добавляя при этом, что оркестр он любит слушать в Большом театре, но отнюдь не в конюшне и не на езде… Все потомство Гусыни погибло в Быках после революции, и в наши дни не сохранилось ни одной ее дочери или внучки.