Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Лоэнгрин пришел ко мне в завод поздно вечером, часов в десять. Обычно в это время приходили в завод лошади со станции Присады Сызрано-Вяземской железной дороги, то есть те, что шли из Воронежской и Тамбовской губерний. Помню, что и Громадный пришел в завод в то же время. Я с большим нетерпением ожидал Лоэнгрина и, как только его привели, сейчас же пошел в конюшню. Жеребца только что протерли соломой, дали ему сена, в его деннике я застал Ситникова. Посмотрев на Лоэнгрина, я разочарованно заметил, что он мне не нравится, а затем спросил Ситникова, кого этот жеребец ему напоминает. «Это вылитый Магомет», – ответил Ситников. Он был совершенно прав: Лоэнгрин действительно необычайно походил на Магомета. Магомет был сыном Бережливого и Тени и ничего не имел общего по типу и красоте со своими родными братьями – Вулканом, Проворным, Мимолётным, Громким и Тенистым. Старые терещенковские служащие говорили мне, что Магомет вышел в старого Крутого, но был хуже его. Сходство между Лоэнгрином и Магометом объясняется весьма просто – влиянием Лебедя 5-го, вернее, его сына, вороного Лебедя, деда Крутого, на Магомета и влиянием самого Лебедя 5-го через Серебряного на Лоэнгрина.

В моем распоряжении находится превосходный портрет Серебряного кисти барона Клодта и фотография портрета Чиркина, где изображен тот же жеребец. Серебряный – выдающаяся лошадь. Единственный упрек, который я ему могу сделать на основании этих изображений, – тяжеловатая шея, правда без кадыка. Недотрог – внук Крутого 2-го, то есть принадлежавший к той же линии Лебедя 5-го, – имел кадычок и частенько передавал его своим детям. Я видел немало детей Нежданного в заводе Шибаева, и некоторые из них не были свободны от этого недостатка. В породе Лебедя 5-го шеи были небезупречны, и Магомет с Лоэнгрином, по-видимому, имели много общего с основателем этой линии вороных Лебедей.

У меня в заводе Лоэнгрин пробыл пять лет, по 1914 год, когда я «по охоте» уступил его обратно Расторгуеву. Лоэнгрин дал мне недурных призовых лошадей, в том числе одну лошадь истинного класса – бурого Соперника, сына Соперницы. В трехлетнем возрасте Соперник был 1.32,1, и его бил только знаменитый телегинский Спор. Если принять во внимание, что Спор был условным орловцем, так как имел одну восьмую американской крови, то Соперника можно назвать первым орловским трехлетком года. Соперника ждала блестящая карьера, но, к сожалению, в трехлетнем возрасте он простудился в Санкт-Петербурге и пал. Это была не только большая потеря для моего завода, но и весьма чувствительная потеря для рысистого коннозаводства в целом. Четверть у Соперника была без восьми, а это уже резвость 1.28 на версту. Лично я думаю, что он зимой был бы близок к этой резвости, и Ситников вполне разделял мое мнение. Замечательно и достойно упоминания, что Соперник со стороны матери был Полканом, так как имя этого родоначальника повторено в ее родословной семь раз при близком закреплении двух Полканов, роговского и серого завода Н. А. Дубовицкого. Стало быть, и здесь мною была проведена замечательная комбинация Лебедь + Полкан. А так как в Лоэнгрине было ярко выражен Лебедь, а в Сопернице отражен Полкан, то и результат получился не только удачный, как всегда при этом скрещивании, но и выдающийся.

Лоэнгрин давал по себе весьма эффектных, сухих и более красивых лошадей, чем он сам. Его дочь Порфира, которой я дал заводское назначение, несомненно, одна из наиболее правильных и красивых лошадей, родившихся в моем заводе. Ее рыжую масть я объясняю исключительно влиянием зубовского Сокола. Дети Лоэнгрина были очень крупными и, как выражались наездники, «легко рассыпались». Это было большим недостатком, равно как и весьма часто встречавшаяся легкость костяка. Упомяну, между прочим, что я случил Пилу, родную внучку Лихой, с Лоэнгрином, правнуком той же Лихой, но получившийся от этого скрещивания жеребенок, названный Послом, оказался посредственной лошадью, то есть в данном случае инбридинг оказался неудачным. По моей мысли, в будущем для усиления Лебедя 4-го в заводе следовало давать Лоэнгрину дочерей Недотрога и Молодца. Однако осуществить это не удалось, так как Молодец дал всего двух кобыл, Афину-Палладу и Оппозицию, и обе были проданы. Можно было бы дать Лоэнгрину дочерей Недотрога, но я этого не сделал – боялся усиления в приплоде отрицательных черт экстерьера. В этом отношении мне было значительно труднее работать, чем другим коннозаводчикам, которые добивались одной только резвости. Закончу мой отзыв о Лоэнгрине упоминанием, что такой коннозаводчик, как Н. В. Телегин, посмотрев у меня в заводе этого жеребца, весьма его одобрил и хотел даже прислать к нему двух своих кобыл.