Архив Троцкого (Том 1)

Сталин писал: «Никакой другой власти, кроме власти революционного Гоминьдана, нет теперь в этом районе». Мы ему на это отвечали: «Аппаратно-бюрократическое отношение к революционной власти так и сочится из этих слов... Классы приходят и уходят, но непрерывность гоминьдановской власти (будто бы) остается. Недостаточно, однако, провозгласить Ухань центром революции, чтобы он им стал на деле» (см. выше). Таким образом, вместо того, чтобы разъяснять китайским революционерам, в первую голову коммунистам, что уханьское правительство расшибет себе голову, если возомнит себя уже сейчас единственным правительством на юге Китая; вместо того, чтобы беспощадно обрушиться на декоративную фальшь мелкобуржуазных революционеров, уже погубивших столько революций; вместо того, чтобы прокричать в самое ухо неуверенному, колеблющемуся, шатающемуся уханьскому центру: не обольщайтесь видимостью, не оглушайтесь треском ваших собственных наименований и манифестов, идите на черную работу, поднимайте массы, стройте Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, стройте революционную власть — вместо всего этого Сталин обрушивается на лозунг Советов и поддерживает худшие кружково-бюрократические предрассудки и суеверия тех горе-революционеров, которые боятся народных Советов и верят в священную кляксу чернил на бланке Гоминьдана.

2. Тов. Чен Дусю на основании собственных наблюдений характеризует обстановку теми же точно словами, какими мы ее характеризовали на основании теоретических соображений: не революционное правительство, а лишь верхушечный блок. Но это отнюдь не значит, что сам тов. Чен Дусю делает правильные выводы из правильно характеризуемой им обстановки. Связанный по рукам и по ногам ложной директивой, Чен Дусю делает выводы, в корне противоречащие его собственному анализу. Он говорит: «Перед нами стоит задача — начать строить действительно революционно-демократическую власть, как только изменится положение на территории национального правительства и исчезнет угроза иностранной интервенции и наступления милитаристов».

Мы должны тут прямо и открыто сказать: принять такую постановку вопроса значило бы принять наиболее верный и короткий путь к гибели. Создание настоящей революционной власти, опирающейся на народные массы, откладывается до того момента, когда исчезнут опасности. Но ведь центральная опасность в том и состоит, что вместо революционной власти на юге Китая имеется пока что лишь верхушечный блок. От этой основной беды удесятеряются и все остальные опасности, в том числе и военная. Чтобы в наивысшей мере, какая только возможна, оградить себя от иностранной и «своей» военщины, надо окрепнуть, усилиться, организоваться, вооружиться. Других путей нет. Головы в песок не спрячешь. Никакие фокусы тут не помогут. Надо пробудить энтузиазм масс, их готовность бороться и умирать за свое дело. Для этого надо как можно глубже захватить массы, и политически, и организационно. Надо немедленно же, не теряя ни одного часу, дать им революционную программу действий и организационную форму Советов. Никаких других путей нет. Откладывать создание революционной власти до тех пор, пока кто-то и как-то устранит военные опасности, — значило бы идти вернейшим и кратчайшим путем к гибели.

3. В отношении аграрного движения тов. Чен Дусю честно признает полную недостаточность аграрной программы партии (снижение вредной платы). «Крестьянское движение, — говорит он, — превращается в борьбу за землю. Крестьянство стихийно поднимается и хочет само разрешить земельный вопрос». И далее Чен Дусю открыто заявляет: «Мы вели слишком мирную политику. Сейчас необходимо конфисковать крупную земельную собственность...» Эти слова, если развернуть по-марксистски их содержание, означают жесточайшее осуждение всей предшествовавшей линии киткомпартии, а, значит, и Коминтерна в аграрном вопросе китайской революции. Вместо того чтобы предвосхищать ход аграрного движения, заранее заготовлять лозунги и проводить их в крестьянскую толщу через рабочих, через революционных солдат и крестьян-передовиков, китайская компартия чудовищно отстала от стихийного аграрного движения. Разве может быть более жестокое проявление хвостизма? «Мы вели слишком мирную политику». Но что же означает мирная политика революционной партии в эпоху стихийной аграрной революции? Она означает наиболее тяжкую историческую ошибку, какую вообще может сделать партия пролетариата. Мирная политика (снижение арендной платы), когда мужик уже стихийно борется за землю, это не меньшевистски-соглашательская, а либерально-соглашательская политика, вместо большевистской. Не понять этого может только испорченный мнимой государственной мудростью филистер, а никак не революционер.