Когда я вспоминаю очень интересный разговор с Ху Хуаньмином, он пришел перед отъездом прощаться, поговорить, чтоб ничего не сказать (а он все время своего пребывания в Москве проклинал Каутского и говорил вообще о мировой революции), он начал со мной церемониальный разговор о системе воспитания молодежи. Я отбросил законы китайской вежливости и сказал ему, что ввиду того, что уже французские экциклопедисты[382] великолепно понимали связь методов воспитания молодежи с социальным строем, то мне бы было более интересно узнать, как он себе представляет далынейшее развитие Китая.
Разговор довольно туго подвигался вперед, но прижатый к стене наш тогдашний друг перешел к контратаке. С изысканной вежливостью спросил меня, считаю ли я возможным, что капитализм в Америке, Японии, Англии продержится еще лет 10-15. Я по совести должен был ответить, что исключенным этого не считаю. «Хо,— ответил мне Ху Хуаньмин,— считаете ли Вы возможным, что СССР сможет Китаю дать в ближайшие годы от 0,5 до 1 миллиарда рублей займов?» Я ответил, что ничего невозможного в таком предположении не вижу, хотя насчет сроков и точных сумм ручательства принять не могу. Он ответил мне, что, зная, что СССР есть оплот колониальных народов против мирового капитализма, он в самом благожелательном ответе с моей стороны не сомневался, но что, как я, быть может, знаю, в вопросе о займах решает именно срок и сумма и что поэтому он надеется, что советские друзья Китая поймут при широте их умственного кругозора, что китайские революционеры не могут не считаться с подлым, кровожадным, но имеющим золото империализмом.
Но я отошел немного от темы, отвлеченный воспоминаниями. Значит, китайская революция 1925-1927 гг. была движением народных масс, но руководимых крупной буржуазией. Когда народные массы повернули против крупной буржуазии, они были ею раздавлены. Это показывает, с какой осторожностью надо принимать утверждение, например, тов. Ломинадзе, о слабости китайской крупной буржуазии. Она исторический выкидыш, и сама по себе слаба., но за ней стоят не только потребности мирового капитализма, но и простого товарного хозяйства Китая, не знающего пока что другого направления развития, как развитие на путях капитализма.
Гоминьдан был заурядной капиталистической партией. Все его «особенности», на которые указывали тов. Бухарин и Сталин, сводились к тому, что эти товарищи забыли, как выглядели все буржуазные партии во время всех буржуазных революций. Прочтите брошюру Ленина «Победа кадетов» (т. VTI, ч. 1, с. 95-102), главу «Что такое представляет собой партия народной свободы» и Вы увидите, как отступают особенности Гоминьдана и выступает то, что его объединяет со всеми крупными партиями буржуазных революций.
А что представлял собой левый Гоминьдан? Это были народные массы, выходящие из-под влияния крупной буржуазии, и несколько говорунов, вроде Ю Южена[383] или благочестивого джентельме-на Юга Ван Цзинвея, которые, повторяя старые радикальные го-миньдановские фразы, ничего так не боялись, как остаться с глазу на глаз с рабоче-крестьянскими массами.
Самое комичное — это было сравнивать этих людей хотя бы с эсерами и надеяться, что они повернут на мужика. Я два часа толковал с Ю Юженом об истории тайпинского восстания, что было очень трудно, ибо, как Вам известно, Ю Южен так любит сам говорить, что даже ночью просыпается от разговоров с собой. Когда наконец мне удалось преодолеть его сопротивление и заставить его слушать, он, выслушав все, сказал мне: «Да, это были бандиты».
Левый Гоминьдан не имел никакой интеллигенции, связанной с крестьянством, он никогда не интересовался крестьянским вопросом, в то время как народничество выросло на крестьянском вопросе и, по крайней мере, хотело быть крестьянской партией. Банкротство левого Гоминьдана не является банкротством демократической мелкой буржуазии, ибо левый Гоминьдан никогда этой демократии не представлял. Нельзя поэтому делать из банкротства левого Гоминьдана вывода, что революционно-демократический период китайской революции уже кончился. Я думаю, что он только начинается.
Означает ли это, что китайское крестьянство непременно выкристаллизует свою особую партию, которая будет нашим союзником в революции и участником в правительстве революционно-демократической диктатуры? Очень может быть, что развитие крестьянского движения пойдет под руководством компартии и под ее флагом. Но что изменится в соотношении классов, если представители крестьянства в руководстве движением или в революционном правительстве будут называться коммунистами или даже будут думать, что они коммунисты? От этого они не перестанут быть представителями крестьянства. Классов, на которые опираешься, нельзя перескочить при помощи шеста и силлогизмов.