Архив Троцкого (Том 3, часть 1)

Ильич вовсе не выдвигал «необходимости переходов» как абсолют. Бывают моменты, когда есть возможность перепрыгнуть целые эпохи общественного развития. Бывают моменты, когда интересы революции требуют игнорирования всяких переходов, хотя в периоды более «органического» развития революционного процесса использование их является обязательным (критическая фаза предоктябрьского периода в июльские дни[2], как Вы сами указываете, заставила Ленина отказаться от лозунга передачи власти Советам и выдвинуть лозунг самостоятельного взятия власти пролетариатом, но «достаточно было корниловщины», чтобы Ленин снова согласился на компромисс, на «переход»). Быстрота эволюции Февраля и Октябрь объясняются как раз тем, что Февральская революция не разрешила ни одной задачи буржуазно-демократической революции. Выход из кризиса на секторе пролетариата требовал осуществления социалистической диктатуры, и только эта последняя сумела выполнить задачи буржуазно-демократической революции — удовлетворение требований крестьянства. «Перехода» в смысле революционно-демократической диктатуры не потребовалось. Имел место «переход», только совсем другого порядка — без нового социально-экономического содержания, представлявший лишь иную политическую форму буржуазной диктатуры (под дамокловым мечом[3] растущего сознания масс).

Обязателен ли был этот «переход»? Мимоходом коснусь и этого вопроса. Вполне верно, что в один из периодов Февральской революции мы имели налицо «в известной мере» потенциально осуществленную демократическую диктатуру. Но это был только один из ее периодов, хотя и тянувшийся довольно долго. Суть его заключалась в добровольной сдаче власти Советами буржуазной диктатуре. В один из начальных моментов этого периода приехал Ильич, восстановивший лозунг Советов, похороненный перед этим нашим ЦК во главе с Каменевым[4]. Но приходилось считаться с изменившейся по сравнению с первыми днями Февраля обстановкой — налицо уже было буржуазное Временное правительство, которому Совет успел переуступить власть. В этих условиях, Вы правы, если бы он дал лозунг немедленного захвата власти Советом — он погубил бы революцию. Вся беда была в том, что Ильич опоздал приехать больше, чем на месяц, и поэтому принужден был занять пассивно пропагандистскую линию. Был ли этот «переход», весьма рискованный и грозивший дискредитировать революцию вместе с Временным правительством, неизбежным и необходимым? Мне кажется — нет, и сам Ильич в речи, посвященной годовщине Февральской революции, допускал возможность иного, более «перманентного» исхода событий, который дал бы нам скорейшее заключение мира и прочее.

Разве обязательна была соглашательская линия Петроградского совета? Не будь наша питерская организация разгромлена в предфевральские дни, не окажись импотентным наше «руководство» — бюро ЦК (Молотов, Шляпников[5], Сталин), будь налицо Ленин и Троцкий,— мы бы никогда не уступили инициативы в деле организации Советов меньшевикам, никогда бы не позволили им фальсифицировать им пролетарское правительство (см. об этом воспоминания Шляпникова, Залежского и др[угих] в «Пролетарской революции»)[6].

Я помню настроение массы в первые дни Февральской революции. Я помню резолюции, выносившиеся митингами, приветствовавшими рабоче-солдатскую власть в лице Совета и требовавшими ликвидации царской Думы. На низах мы были сильны; низовые работники — агитаторы нашей партии — были проникнуты идеей советской власти, ни о какой другой и не думали, ибо массы не доверяли буржуазии. Я помню, как в одной своей статье, помещенной в каком-то из первых номеров «Правды» под заглавием «Организуйтесь», я писал, что сейчас не может быть недоверия к сознанию массы. Такое настроение было тогда общим для всех низовых работников. Помню, какое разочарование постигло меня, когда, изредка посещая заседания П[етроградского] К[омитета] партии, я вынужден был выслушивать речи его «вождя» — Авилова[7], распространявшегося насчет «постольку-поскольку» и прочее и грозно прикрикивавшего на «максималистов» типа Подвойского[8] и нас — «малых сих». Не даром Выборгский район стал в оппозицию к «руководству», за что порядочно потерпел (его листовка с призывом к диктатуре пролетариата и к игнорированию Думы[9] была запрещена особым постановлением П[етроградского] К[омитета]).