Во Франции руководство также в руках «левых» — Семар, Торез, центр — Дорио, правые Рено и [...][259]; в американской делегации правые (Ловстон) окончательно победили и «левые» не будут иметь там даже спорных позиций; в китайской делегации, по-видимому, левым удалось перетянуть на свою сторону болото. Перед конгрессом Бухарин проводил под Москвой съезд киткомпартии[260], поддержал целиком правых. ЦК был избран в значительном большинстве из правых, левых решили не пускать в Китай. Но правые в самом Китае выдвинули программу, где отказались от Советов, требовали созыва Национального собрания, подготовляли разговоры с левыми г[о]м[ин]д[ановцами]. Под давлением левых ИККИ эти директивы отменил, а Страхов[261] выступил на конгрессе против правых. Состав русской делегации, кажется, впервые не был опубликован, вероятно, потому, что там много старых б[олыпеви]ков (Мартынов, Петровский [...][262]), даже Шубин-Шацкий — член Исп[олкома] Коминтерна — не был включен в состав делегации — Бухарин против него как против левого, а Сталин—Молотов — потому, что он невысоко ценит их руководит[ельские] таланты. Наиболее левый в русской делегации — Ломинадзе, его поддерживал в некоторых вопросах новый кандидат в председатели Коминтерна (я не шучу) Молотов. Но Сталин, вошедший во вкус июльского «компромисса», его проваливал по делегации.
Ломинадзе довольно открыто называет решение по колониальному вопросу центристским. Доклады были не подготовлены. Тезисы Куусинена никуда не годятся — придется их целиком перерабатывать. Прения прошли, по вопросам некоторых левых, как на конгрессе Второго Интернационала. Зато Куусинен[263] в заключительном слове назвал Ломинадзе ультралевым.
Состав делегатов конгресса — ужасающе серый, чуть ли не девять десятых со стажем ленинского призыва. В наиболее серьезные футбольные матчи (например, Украина — Уругвай, или Москва — Ленинград, или Москва—Украина) весь конгресс отправлялся на стадион.
Общий же результат расценивается так: принята программа и проработана Бухариным. Ни Сталина, ни Рыкова на конгрессе не было, да и в Москве не было.
Конгресс явился известным [...][264] для Сталина. Борьба после пленума ЦК велась, однако, не только на конгрессе. Уже доклады на активах знаменовали собой обострение драки. Речь Рыкова была много агрессивнее, чем напечатано, минут пятнадцать он говорил о восстаниях и волнениях, заявил о недовольстве в армии и, ссылаясь на мнение Ворошилова, сообщил, что армия при такой политике является небоеспособной,— это при 2000 народу. Ворошилов был этим заявлением весьма разозлен. То же и Сталин — он три часа отвечал на записки.
Сталин сумел показать всем, что для него важны не политика и не принципы, и на этом быстро обрел большинство в Политбюро — за него голосуют Куйбышев, Ворошилов и Калинин. Это большинство годится только для учраспредовских дел[265], но он пользуется хотя бы этим — из редакции «Правды» выведены Слепков, Астров, Зайцев[266] — введены Крумин[267] (с правом посещения заседаний ПБ) и Савельев[268]. Из «Большевика» выведен Слепков и введены, помимо Криницкого[269], Бауман и Н. Н. Попов[270], который будет фактическим редактором. Сейчас подготовляется снятие Стецкого и Угланова. Все агитпропы районов Москвы за Сталина, из районных аппаратов же только Баумановский? Говорят, и Замоскворецкий. Против Угланова есть уже дело в ЦКК — в разговоре с секретарем МК комсомола Васильевым Угланов заявил, что Сталин сел на шею партии и что нужно его снять. В кабинете Угланова, при запертых на ключ дверях. Васильев обещал подумать, а как вышел, написал заявление в ЦКК. Снятие всех этих людей прошло под флагом компромисса — снят Стэн из агитпропа ЦК (за совещание против МК — по заявлению Бюро МК), снят Крылов из Института Красной профессуры, Ломинадзе назначен агитпропом в Нижний. Упорно говорят, что под давлением хозяйственников, бюрократов и правых снимут Кострова[271] из «Комс[омольской] правды». Таким образом, удары наносятся и направо, и налево. Чем это объясняется? Многие сталинцы откровенно поясняют возможную линию Сталина — новое большинство (Калинин, Ворошилов) его свяжет, он увлечется комбинаторством, уступит в политике, покончит и Рыков, Томский, Бухарин[272].
На пленуме ЦКК хозяйственники во главе с Лежавой[273] произвели решительное и организованное наступление на самокритику, формально оно отбито (наиболее «левые» речи Ярославского и Мильчакова[274] помещены в «Комс[омольской] правде»), резолюция будет также левая, но на деле, об этом говорят сами участники пленума ЦКК, придется ее свертывать.
Перспективы хозяйственные самые неблагоприятные. Сокольников предрекает буквально голод через 6 недель. Общее мнение — что в октябре хлеба не будет. Тогда-то и встанет вопрос о политике.