Развернувшиеся события последнего времени, получившие свое завершение в решениях июльского пленума,-- решениях, которые означают неприкрытую победу правых над центристами,-- заставляют еще раз призадуматься: что же, в сущности, представляет из себя этот нашумевший "левый курс"?
Назвать его просто "наваждением"? Утверждать, что никакого "левого курса" не было, вообще ничего не было, был, как у гоголевского Поприщина106, "день без числа" (из письма тов. Дашковского)? Это хотя и звучит остроумно, но означает в лучшем случае лишь естественную реакцию против слишком неосторожных увлечений "левым курсом", которые наблюдались у некоторых наших товарищей, а в худшем случае -- лишь желание отмахнуться от явления, которое необходимо понять и разъяснить.
81
"Левый курс" центристов является рефлексом каких-то объективных причин, лежащих в основе классовых отношений,-- это несомненно. И эти причины, эти соотношения социальных сил необходимо вскрыть и объяснить.
До последнего времени все товарищи, признававшие "левый курс" (как те, которые непомерно им восторгались вместе с товарищами Радеком и Преображенским, так и те, которые относились с должным скептицизмом к его "левизне"), сходились в одном: "левый курс" означает резкий перелом (оптимистическая оценка) или робкие шаги, зигзаги (умеренная оценка) на пути выправления политической линии, поворота, сдвига в сторону пролетариата. Ведь когда мы все толковали о "левом курсе", то нас интересовал в первую очередь вопрос о его "левизне" исключительно с точки зрения возможности поставить знак равенства между этой "левизной" и пролетарской линией. Знака равенства никто из нас не поставил, но все же мы трактовали все эти шаги и зигзаги как приближение к правильному пролетарскому пути.
Пересмотрев еще раз внимательно, в свете последних событий, перечень всех намеченных весною "левых" шагов, который (наряду со всеми другими товарищами) был сделан мной в конце мая с. г., приходится на этот раз прийти к печальному выводу, что, во-первых, от всех "левых" начинаний почти ничего не осталось и, во-вторых, что и осталось, ничего решительно пролетарского в себе не заключает (боюсь, что навлеку на себя негодование и обвинение в каком-нибудь "уклоне").
Привожу свой старый перечень "левых" шагов.
107-я статья -- отменена июльским пленумом. Хотя апрель
ский пленум тоже постановил отменить ее, тогда это не имело
такого политического значения. Именно одновременная отме
на 107-й ст. и повышение хлебных цен указывает, что ЦК сошел
с "левого" пути административного нажима на кулака и вступил
на правый путь изъятия хлеба у последнего посредством повы
шения цен.
Оживление колхозного движения. Во-первых, резолюция
пленума выдвигает на первый план индивидуальное крестьян
ское хозяйство -- это знаменует победу правых и сдачу позиций
центристов. Во-вторых, само оживление колхозного движения
и при своем недавнем бурном расцвете (на страницах "Правды"
и других периодических изданий), и при теперешнем его спаде
имеет, на мой взгляд, глубокие объективные причины, ничего
общего не имеющие с полевением центристов именно в сторо
ну пролетарской линии.
Спрашивается, что чему предшествовало: новый курс в колхозной политике как в расширительном толковании "левой" вес
ны, так и в духе резолюций XV съезда -- стихийному, идущему из глубин деревенской жизни колхозному движению, или это стихийное крестьянское движение есть результат "левого курса"? Все факты говорят за первое. Интересно сопоставить следующие цифры: Госплан проектировал прирост колхозов за пятилетие на 13,3 тыс., контрольные цифры на 1927 -- 1928 г. предполагали прирост колхозов по Союзу в сравнении с прошлым годом на 3,6%, или увеличение с 18 011 до 20 464 единиц, а фактическое число колхозов без всяких Госпланов и контрольных цифр (и без малейшего участия "левого курса" и даже XV съезда) увеличилось за первое полугодие 1927 -- 28 г. на 15849, т.е. почти удвоилось.
Что это означает? А то, что могучий рост колхозного движения отражает не "левые" намерения ЦК, отражающие, в свою очередь, нажим пролетариата. Нет, это движение есть стихийное движение самого крестьянства, т.е. мелкой буржуазии, убедившейся на жестоком опыте последних лет в невозможности выкарабкаться из трясины пауперизма, опираясь на развитие своего мелкого индивидуального хозяйства.
Об этом заговорили сейчас многие на страницах печати, вроде Ксенофонтова, Карпинского и др[угих], за что и обрушились на них громы и молнии правых молодчиков -- Астровых, Марецких и пр. Об этом говорит, например, в своем докладе в президиуме Госплана СССР работник Укрсовхозтреста Маркевич следующее: