Аня снова кивнула головой и, взглянув в лицо Ксении, неожиданно для себя обнаружила на нем выражение восторга. Или это что-то другое? Она, как и соперница не могла поверить в происходящее – у нее даже вырвался недоверчивый смешок.
– Я так рада! – не понимая, что это не совсем к месту, воскликнула Ксюша, потом, опомнилась и, покосившись на портрет Андрея, уже виновато поглядывающего с серой мраморной плиты, попросила Аню, чтобы она, когда-нибудь, пришла к ней и рассказала все… Адрес она оставит…
Аня задержала Ксенину руку, нырнувшую в сумочку за карандашом, и пообещала придти. Адрес она знает.
С кладбища Ксюша зашла в церковь, вышла на середину зала и, глядя сразу на весь иконостас, широко и с чувством перекрестилась.Если бы по пути домой она встретила кого-нибудь из знакомых, то невольная улыбка на ее лице и походка, напоминающая разбег балерины перед взлетом, могла породить слух, что у бедной Ксении, вероятно с горя, «поехала крыша». Она не стала подниматься к себе и отправилась погулять по городу, по-прежнему, стараясь не глядеть на мужчин, но, уже ощущая, что они есть и их немало… Потом вдруг почувствовала сильный голод, зашла в первое попавшееся кафе и пообедала с давно забытым удовольствием.
В своем жилище Ксюша раздвинула шторы и обнаружила, что квартира у нее просторная и светлая.
Уже вечером, раскинув постель, она увидела, что Мария, видимо в спешке, забыла убрать простыни, с еще не просохшими следами любви. Ксения сняла с себя всю одежду и нырнула в постель, вбирая в себя запахи и, казалось, даже сохранившееся
тепло от тел сплетавшихся здесь, только что, в греховной стра-
сти…
Она хотела, было выбросить и снотворное, которое нащупала под подушкой, но усомнилась, не рано ли и только переложила упаковку в ящик тумбочки.
На работу Ксения пошла с радостью. Не потому, что утомило затворничество (одиночество ее по прежнему устраивало), но, среди ребятишек, с их извечными недоразумениями, идеями и конфликтами можно забыть даже как тебя зовут…
Родители утром приводили своих чад (чаще мамы) и вечером уводили. Бывали, конечно, и мужчины, но реже. Этих Ксюша знала наперечет и старалась держаться от них подальше. Чтобы свести провокации к нулю одевалась скромно и совершенно перестала пользоваться косметикой. Сначала она думала, что детишки (почти все ее бывшие) будут относиться к ней с меньшей симпатией, но результат получился противоположный – они липли к ней, словно были сиротами. А самый отчаянный из них, Серега, даже подрался с мальчиком из параллельной группы, убеждая того, что «их Ксения Владимировна самая красивая». Какие возражения заявил оппонент неизвестно. Наверное, привел в качестве контраргумента куклу Барби.
Малыши были послушными, ложились в полдень на отдых без особых проблем, но засыпали плохо. Время от времени можно было услышать то шепоток, то смешок, то вдруг кто-нибудь в полный голос «закладывал» приятеля:
– Ксения Владимировна, а Дроздов Миша пристает к Кате!
Ксюша выглядывала и грозила пальцем Мише, а, заодно, и ябеде. Успокаивалась группа лишь минут за двадцать до подъема.
В один из таких периодов Ксения решила заняться уборкой комнаты, где хранились игрушки, запасная мебель, белье… Шорох за спиной дал понять ей, что кто-то тоже просчитал эти двадцать минут. Оглянулась. В дверях Игорь. Навеселе. Ксюша прислонилась спиной к шкафу, который только что собиралась открыть. Вид у претендента явно агрессивный – сдвинутая на затылок фуражка, расстегнутый до половины китель, сверкающие глаза…
Ксения подсознательно догадывалась, что этот тип, рано или поздно, попытается реализовать свои бредни, и в воображении даже иногда предполагала, где это может произойти – в ее квартире (глубокой ночью) в сквере (по пути на кладбище), в подъезде, наконец, но никак не в детском саду…
– Игорь! – зашипела как змея Ксюша. – Ты умом рехнулся! Куда ты приперся?! Здесь же дети!
Ксюша собирала доводы но, глядя на отрешенную физиономию, сознавала их совершенную бесполезность. На нахальной морде отражалась одна единственная программа.
– Опомнись! Будет только скандал и ничего. Я тебе не дамся, – все громче, по мере приближения агрессора, предупреждала она, отступая в угол.
Еще до того, как Игорь сделал последний шаг, Ксюша успела выложить последний козырь:
– Это же был твой друг! Подумай, если бы твоя жена попала в такое положение и Андрей…
Все напрасно. Невероятно сильные руки, словно стальные, до боли сдавили ее в объятиях. Ксения, уже решившаяся вспомнить забытые уроки самообороны, вдруг почувствовала полное бессилие (ни ноги, ни руки не слушались) и поняла, что не сможет защищаться. Все, на что она оказалась способной, это упереться обеими руками в его грудь, но и они держали совсем недолго.
Не произнеся ни слова, Игорь провел рукой по пуговицам халата, который тотчас распахнулся, сорвал застежку бюстгальтера и, скользнув под чашечку, обхватил и сжал своей железной лапой предательски набухшую грудь.
– Господи! – заревела Ксения. – Да оставь ты меня! Не хочу
я ничего, не могу… Ненавижу я вас всех. Не-на-ви-жу!