Вероятно лет тридцати, не более. В расстегнутом, тоже черном, пиджаке и белой сорочке. Униформа. Прическа короткая. Волосы каштановые, или вроде того. Глаза карие. Галстука нет. Он (галстук) висел на соседнем стуле.
– Я вас слушаю, – казенным тоном изрек он.
– Почему вы в моей квартире? – скорее от несобранности в лоб выкатила Ксения.
Тот соответственно округлил глаза и внимательно посмотрел ей в лицо.
– Это шутка?
– Какая же шутка, когда вы построили офис в доме, где была
моя квартира.
Шеф несколько секунд смотрел на нее задумчиво, пока не открылась дверь и не вкатился невысокий, толстенький парень, тоже в белой сорочке, только с черным галстуком, бабочкой.
– Олег, что здесь происходит? Ты компенсацию на…, – он вопросительно посмотрел на Ксюшу.
– Седьмую, – подсказала она.
– На седьмую на кого оформлял?
Олег развернул перед собой книгу, до этого спрятанную за спиной.
– Так,…седьмая… На Коклюшкину, По завещанию.
Шеф снова вопросительно посмотрел на изменившуюся в лице Ксюшу.
– Но то завещание аннулировано. В действии документ на мое имя.
Руководитель озадаченно поднял бровь.
– Ты проверял бумаги?
– Как же, – заволновался делопроизводитель. – Мы на этот
раз все оформляли законно, согласовывали со всеми инстанциями. Никаких возражений не было…
Шеф движением руки показал Олегу на дверь, за которой тот и исчез.
– Меня Аликом зовут, – неожиданно представился шеф.
– Ксения, – механически отреагировала гостья.
– Расскажи мне, что там за катавасия. Наклевывается что-то интересненькое.
Ксюша постаралась сократить повествование до минимума, обозначив самое существенное и, утаив, правда, что завещание порвала. Однако этот факт, как раз, больше всего и заинтересовал Алика.
– А где же ваш документ?
– Сгорел, – не моргнув глазом, соврала Ксюха.
– Как?
– На яхте был пожар, в каюте…, – поплела она, вспоминая, какой-то кошмарный боевик, случайно виденный на экране.
Поверил Алик или нет, понять было трудно – он как-то неопределенно хмыкнул. Потом задумался.
– Знаешь что, Ксюша, выправляй в конторе завещание, а там посмотрим.
Он поднялся, что означало конец аудиенции. Когда же Ксения прикоснулась к двери, он еще спросил:
– Тебе есть, где остановиться?
– Наверное. Здесь живет моя подруга. Вернее жила, сейчас уехала с мужем, но мать должна быть дома.
– Если возникнут неувязки, приходи. У меня есть резервный
угол.
Ксения обернулась и твердо, но отрицательно покачала головой.
– Никогда.
– А что? – оживился Алик. – Так плох или принцип?
– Скорее второе. Кроме моего мужчины ни один никогда не коснется меня. Я знаю кое-какие приемчики.
Алик расхохотался.
– Веселая ты девочка. Я за свою жизнь не принудил к сексу ни одну женщину.
– Так ты еще и эгоист…
– Почему?
– Оставляешь угрызения совести им?
– Верно, – согласился Алик. – Если поступила против совести пусть она ее и гложет. Но мало кто знаком с этой субстанцией…
– Я знакома, – твердо ответила Ксюша и вышла.
Записную книжку, где значился номер Женькиного телефона, Ксюша потеряла еще в Севастополе (возможно при переезде), а вспомнить его не смогла. Набрала несколько, казавшихся правильными – не то. Пришлось ехать в Купчино «наобум святых». Мамаша Евгении женщина непредсказуемая – в невменяемом состоянии может не впустить.
Нажав на дверной звонок и, не услышав из квартиры никаких звуков, Ксюша решила, что там никого нет, или тетка в отрубях. Нажав на кнопку еще раз, с тем же результатом, она заметила, что квартира открыта – слишком велика щель у двери. Ксюша толкнула ее, вошла в прихожую и сразу поняла, что предчувствие не обмануло. Алла Ивановна сидела на кухне за столом, уткнувшись лицом в сложенные перед собой руки. Пустой стакан, опорожненная бутылка портвейна, остатки закуски в тарелке…
Ксения прошла в комнату… Половина мебели отсутствует, ковер, свернутый в рулон
и перевязанный бечевкой, поставлен у стены, что ближе к выходу. На журнальном столике, в пустой консервной банке, окурки… Набирать телефонный номер она могла бы бесконечно – аппарата на прежнем месте уже не было.
Ксюша вернулась на кухню, села на табурет, с торца стола, и задумалась, глядя на спящую женщину. Волосы, с просвечивающей сединой (видимо давно не подкрашивались) растрепаны, ногти рук забыли маникюр, платье измято, тапок на ногах нет… Бедная тетка. Женька, конечно, приняла верное решение, уехать с Василием, но и эту жалко. Дочь еще как-то сдерживала ее потенцию к возлияниям…
Ксюша попыталась разбудить Аллу Ивановну, негромко назвав ее по имени. Бесполезно. Может быть и к лучшему. Предсказать реакцию хозяйки трудно, она могла просто не узнать подругу дочери. Ксюша вернулась в комнату, нашла в шкафу относительно чистую простыню, вытащила из кладовой раскладуху (там же отыскала суконное одеяло) и соорудила себе постель. Затем заперла дверь, везде выключила свет (лампы горели во всех помещениях) кроме кухни и, переодевшись в пижаму, нырнула под одеяло. Предстоял нелегкий день, и хорошо было бы выспаться.