Архивариус, или Игрушка для большой девочки (переиздание)

– Как?! – изумился научный сотрудник. – Нет, вас пора увольнять, гнать поганой метлой, а архив ваш сжечь. А, когда весь этот тлен выгорит, оборудовать кабак со стриптизом. Представьте, старина, как в ваших патриархальных стенах, где-то вот здесь, под сводами, молоденькая, стройная девушка, предположим, наша Ксюша обнажает свои прелести в потоке цветомузыки, под звон хрусталя, в волнах ароматов от марочных вин, коньяка и фруктов…

– И в клубах дыма, – прервал его фантазии архивариус. – Пожалуйста, не курите здесь. Нельзя.

– Да! Те дни, что я провел с вами, были для меня сущей пыткой, вы меня замордовали своими нравоучениями, борьбой с курением, алкоголем… Нет, вашу богадельню нужно просто развалить бульдозером, а вас предварительно запереть здесь, чтобы, не дай бог, не выскочили.

К удивлению Петелькина Корнилыч согласно кивнул головой.

– Может быть вы и правы.

– Что-то я вас сегодня не узнаю, – озадачился баламут и счел за разумное удалиться.

Ксения вернулась в институт, зашла в отдел кадров и предупредила Коклюшкину, что уйдет раньше окончания рабочего дня – плохо себя чувствует…Кадровичка, вопреки ожиданиям не возмутилась, а, напротив, с многозначительным видом кивнула.

– Ну, в таком положении это бывает. Конечно, иди, если уборку закончила. Кушай больше солененького…

Ксения не сразу поняла, какое положение имеет в виду инспекторша, а когда до нее дошло, не стала переубеждать участливую тетку. Пусть думает, что хочет… Не до нее. Все, что ей хотелось – реабилитировать себя, снова увидеть блеск в его оживших глазах… Только бы он не впал снова в свое состояние ископаемого динозавра. Она готова была умолять простить ее за свою дикую выходку, объяснить, почему встала на дыбы…, если бы сама понимала, что с ней происходит. Может быть в самом деле обратиться к психиатру, или какой-нибудь бабке-знахарке.

Дома никого не было и Ксения, попив чаю, принялась ждать хозяина, заново продумывая свое покаяние … С каждым вариантом слова становились все лживее, зато теплее и убедительнее…, но Корнилыч домой больше не вернулся.

Недалеко от сквера, у которого она с Женей договорилась встретиться, Ксюша зашла в гастроном, купила маленькую бутылочку водки, соленый огурец и четвертинку ржаного

хлеба.

Вернувшись назад, она уже застала Женю, озиравшуюся по сторонам.

– Не оторвала тебя от приятных занятий? – поинтересова-

лась Ксюша

– Какие приятности могут быть в учебе? Разве что в преодо-

лении неприятностей. Одна эта математика столько счастья приносит! Особенно матанализ… провалился бы он …в другой анализ. Ну, что у тебя за программа?

Ксения деловито огляделась.

– Пойдем в скверик, там, в углу скамейка и столик, как раз то, что нужно.

– Что-то предстоит?! – воодушевилась подруга.

– Что-то, – подтвердила Ксения.

Сквер был пуст, лишь в дальнем углу копошились двое малышей под «надзором» бабули, прикорнувшей на краю скамьи. Судя по тому как голова ее, время от времени, покачивалась можно было понять, что надзиратель спит.

Столик был в углу сквера за кустом. Ксения выставила на на него водку, разложила закуску. Женя округлила глаза. Подобные сюрпризы вполне в ее духе, но Ксюха! Способная ученица, однако….

– Вот это прогресс! Или что случилось?

Ксюша улыбнулась и кивнула.

– Когда-то случилось. Сегодня родился мой папа. День памяти.

Она вынула из сумочки наклеенный на картон небольшой портретик мужчины и установила в центре столика, оперев на флакончик с туалетной водой.

– Так то день рождения… А умер то когда?

Ксюша нахмурилась.

– Не хочу вспоминать тот день. День памяти тот, когда человек родился. Я и на кладбище никогда не хожу. Хоть мать и наклоняет.

– А случилось то с ним что?

– Сердце, – нехотя протянула Ксюша. – Характер у него был впечатлительный. Из-за каждой мелочи переживал. А маманя у нас, подарок еще тот. Помотала ему нервов… Вместо того, чтобы поддерживать, когда что-то не ладилось, накручивала… Потому у нас с ней отношения …немного прохладные.

– А! У меня со своей еще хуже. Старая шлядень. Песок уже сыплется а все никак не угомонится… Закончит где-нибудь в лепрозории.

Ксения разлила водку по пластиковым стаканчикам.

– Жаль, не звенят, – ткнув своим стаканом в Женин, пожалела она.

– Нельзя чокаться, – предупредила подруга. – Поминки же.

– Дурочка, – обиделась Ксюша. – День рождения, а не поминки. В этот день родился родной мне человек… Самый замечательный. Он меня очень любил…, – последнее она произнесла уже со вздохом и дрогнувшими губами. В глазах блеснули слезинки.

Выпили.

– А я своего вообще не знаю, – сообщила Женя.

– Как?! – изумилась Ксения, откусившая огурец. – А Петрович, про которого ты мне рассказывала?

– Отчим был, – подтвердила Женя. – И тот вскоре слинял.

Ксюша снова удивилась.

– Ты же говорила…

– Это он прикрывался командировкой. Сам в Риге давно нашел себе бабу. Я случайно узнала. Маманя скрывала, а я нашла письмо… От той тетки. И чего удивляться? Додумался наставлять на путь истинный мою горбатую, с ее то наследственностью…

Ксения почувствовала себя неловко.

– А где же твой?

Женя равнодушно рассмеялась.