Едва взглянув на фотографии, Бирюков сразу узнал одетого в кожаный пиджак Жаркова с заметным шрамом на правой стороне подбородка. По сравнению с тем фотоснимком, который Антон взял у заведующей Березовским Домом культуры Ларисы Хлудневской, здесь Жарков был сфотографирован значительно позднее, по всей вероятности, в сорокалетнем возрасте. На другом фото на фоне нарисованного экзотического пейзажа с пальмами позировал в полный рост с обнаженной шашкой, уткнутой концом в пол, коренастый мужчина лет пятидесяти с волевым холеным лицом. Одет он был в форму командира Красной армии. На голове возвышался шишак буденовского шлема со звездой над небольшим козырьком. На остальных двух мутноватых снимках были запечатлены невзрачный подслеповатый старик с реденькой козлиной бородкой и чем-то похожий на него худощавый парень, прикусивший верхними зубами пухлую нижнюю губу. Эти две фотокарточки были пересняты, похоже, с какой-то групповой семейной фотографии.
– Попробуй, земляк, угадать, что это за люди… – сказал Тропынин Антону.
Антон посмотрел на фотографию Жаркова:
– Вот этот – безвестно канувший в Лету председатель колхоза. Остальных не знаю.
Тропынин показал на репродукции с групповой фотографии:
– Отец и сын Хоботишкины.
– Сына Дмитроком в Березовке звали?
– Нет, это старший – Емельян. А вот это… – Тропынин указал на мужчину с шашкой. – Ерофей Нилович Колосков во время службы – командир артиллерийского дивизиона.
– Здесь он скорее на кавалериста похож.
– Тогда артиллерия была на конной тяге. Ездовым полагалась шашка, а командиры любили с ней фотографироваться.
– Каким образом бывший строитель мельниц переквалифицировался в артиллериста, да еще и до командира дивизиона дослужился?
– Колосков был незаурядным человеком. Имел инженерное образование. А Красная армия в период своего становления нуждалась в грамотных командирах. Ерофей Нилович быстро сориентировался в политической обстановке и признал советскую власть. Кстати, тогда более важные, чем он, господа добровольно переходили на сторону Советов. Многие из них оказались настоящими патриотами и честно служили народу до конца своих дней… – Тропынин помолчал. – Хотя и перевертышей, ждущих возврата к прошлому, из их числа хватало.
– Старики говорят, будто Илья Хоботишкин с Колосковым были родственниками, – сказал Бирюков.
– Жены их – двоюродные сестры. Родство относительное, но именно оно сыграло роковую роль в последующей судьбе Колоскова. Современным молодым людям трудно понять то сложное, противоречивое время. В нем было много победного и много трагического. Многие ушли вместе со своим временем, – Тропынин положил ладонь на материалы расследования. – Здесь со всеми подробностями зафиксирована трагедия Жаркова, Половникова, Хоботишкиных и Колоскова. Прочти, земляк, обвинительное заключение, полистай материалы дознания. Возникнут вопросы – отвечу чуть позже. Сейчас мне хочется проехать по райцентру, посмотреть, что здесь осталось от прошлой поры. Очень долго не был я в родном краю и, видимо, благодаря тебе последний раз сюда заглянул. Ну а завтра, если не возражаешь, отправимся вместе в Серебровку и Березовку.
– Конечно, Николай Дмитриевич, не возражаю, – сказал Антон.
– Вот и прекрасно. Попрощаюсь с земляками, – Тропынин глянул на молчаливо слушавшего лейтенанта госбезопасности. – Итак, Виталий, совершим экскурсию по земле моей молодости.
Лейтенант, улыбнувшись, взял полковничий портфель.
Когда они вышли из кабинета, Бирюков нетерпеливо открыл первый том следственного дела. Начинался он с постановления старшего оперуполномоченного ОГПУ Тропынина Н.Д. о розыске председателя колхоза «Знамя Сталина» Жаркова А.К., таинственно исчезнувшего 10 октября 1931 года. Дальше шли протоколы допросов свидетелей, которые разговаривали с председателем или хотя бы видели его накануне исчезновения. В протоколах то и дело попадались знакомые Антону фамилии, но много было и таких, о ком Антон ни разу не слыхал. Вероятно, со временем эти люди умерли или давно выехали из Серебровки и Березовки в другие места. К делу прилагались справки районных и окружных Новосибирских организаций, официально сообщавшие о том, что с 10 октября по момент запроса председатель Жарков у них не появлялся.
Почерк у старшего оперуполномоченного был убористый, но разборчивый. Вчитываясь в поблекшие чернильные строки, Бирюков невольно обратил внимание на то, с какой тщательностью старался Тропынин выяснить мельчайшие подробности последних дней нахождения на председательском посту Афанасия Кирилловича Жаркова. Свидетельские показания были путаными, противоречивыми, во многих случаях даже заведомо ложными, но Тропынин упорно, по крупицам, докапывался до истины.