Архивных сведений не имеется

– Ну не скажи, Костя. Методика шифровального дела, разработанная русским Генштабом перед первой мировой войной, считается по сей день одной из лучших.

– Не спорю. Но в нашем случае это еще требуется доказать. А то мне кажется, что мы в трех соснах заблудились… Впрочем, Боря, давай пока оставим в покое твои московские изыскания. У меня тут кое-что есть и довольно интересное.

– Очередная загадка? – хмуро поинтересовался Савин, складывая бумаги в папку.

– Нет, просто стоящий шанс покончить со всеми загадками по этому делу.

– Блажен, кто верует…

– Боря, я тебя не узнаю. Где твой хваленый оптимизм?

– Взрослею, Костя. А значит, по пути в мир потусторонний шишки набиваю. А это, представь себе, больно даже оптимисту.

– Спасибо за откровенность. Понял. Может, оставим на завтра?

– Да чего там, продолжай…

– Ты помнишь дело Нальгиева?

– Нальгиева? Нальгиева… Что-то не припомню.

– Впрочем, ничего удивительного. Он проходил по линии ОБХСС. Лет семь назад. Скупка золота. В подробностях сам покопаешься, это не суть важно, по-моему. А важно другое: в этом деле фигурировал некий Скапчинский, зубной техник. Неплохой специалист своего дела – я имею в виду не торговлю золотишком. Эдакий симпатичный дедок, но, несмотря на преклонный возраст, – любитель острых ощущений и дензнаков…

– На надгробие собирает?

– Сие суду он не соизволил объяснить. Списали на старческий маразм. Но срок он, естественно, схлопотал. Правда, учитывая его душевное и физическое состояние и первую судимость (что с его "способностями" – посмотришь в деле – весьма странно и подозрительно), дали ему по минимуму.

– Слушай, Костя, давай ближе к делу. Какое отношение имеет этот… Собчинский…

– Скапчинский…

– Дедушка Скапчинский к убийству?

– Я не сказал, что он имеет отношение к убийству. А вот то, что потерпевшему золотую вставную челюсть изготовил именно Скапчинский, могу поручиться, чем хочешь.

– Фантазируешь?

– Не подвержен.

– Хо-хо, Костя, старо предание…

– Ну ладно-ладно, бывает иногда, грешен, но не в этом случае.

– Верю, только не падай на колени. Давай его величество факт.

– Читай. Из облуправления. Аппаратура у них сейчас новейшая, вот я и отправил на всякий случай перепроверить данные экспресс-анализа по вставной челюсти убитого. И вот результат: найденный у Скапчинского при обыске золотой сплав идентичен материалу зубов потерпевшего.

– Это уже серьезно, дружище… Вот так новость! Неужели след?

– Не знаю, не знаю… Вообще-то я предполагал нечто подобное. Помнишь, я тебе говорил, что челюсть изготовил незаурядный мастер? Так вот, в свое время по просьбе ОБХСС я занимался клиентами Скапчинского на предмет определения, чьи руки поработали над нелегально изготовленными зубными протезами из золота, потому как дедок упрямо отрицал свою причастность к этому. И теперь, сравнив материалы тех лет с нашими, могу со всей ответственностью заявить: вставная челюсть потерпевшего – его работа. Официальное заключение я уже подготовил, завтра получишь.

– Спасибо, Костя!

– Да брось, Боря, работа такая.

После ухода Мышкина капитан долго стоял у трюмо – единственной стоящей вещи непритязательного интерьера его холостяцкой квартиры, подарка Наташки ко дню рождения. Высокий парень с не по уставу длинными волосами темно-каштанового цвета и правильными чертами смуглого, чуть скуластого лица грустно смотрел карими глазами на Савина. Судя по морщинам, избороздившим лоб, он был явно расстроен и опечален. Чтобы подбодрить его, капитан изобразил гримасу из набора трагедийных масок, тяжело вздохнул и отправился по соседям-сослуживцам в поисках масла, чтобы поджарить картошку, которую собирался взять взаймы. Сухари к чаю у него были.

Воздух был горяч, упруг; хлопья сажи вперемешку с пылью кружились над окопами; небольшая деревенька позади догорала. Вернее, догорали развалины – то, что осталось от вчерашнего артобстрела. Только колокольня старинной церквушки, на месте которой теперь чернела воронка, обнесенная валом из битого кирпича и вывороченных взрывом гранитных глыб фундамента, все еще высилась над скорбным пепелищем, закопченная, изгрызенная осколками, невесть каким чудом устоявшая под бешеным разгулом стальной стихии.

– Командир! Товарищ лейтенант!

Алексей Малахов покрутил головой, стараясь унять неумолчный шум в ушах и, стряхнув рассыпчатые комья земли, медленно встал на четвереньки.

– Командир… – по траншее, пригнувшись, спешил к нему ефрейтор Никашкин – маленький, юркий и улыбчивый.

– Во шандарахнуло… – помог Алексею перебраться под защиту уцелевшего бруствера. – Снарядов не жалеет, паразит. Выковыривает нас, как лиса сусликов, – отцепил флягу с водой, протянул лейтенанту. – Хлебните чуток. Не ранило?

Алексей припал сухим ртом к горлышку, отпил немного, вернул флягу Никашкину.

– Цел… – пощупал левую ногу, поморщился – саднило, видно, чем-то ушибло при взрыве.