Арктания. Пропавшее сокровище

Профессор и главный врач подошли к экрану, поближе к стереовизору, и тут все, в присутствии Грасиаса, составили небольшой консилиум. Профессора и врач приходили к выводу, что мальчик одержим психической болезнью, именуемой в науке «провалом памяти».

– Курунга, если не ошибаюсь, были обитателями тропической местности, – в раздумье сказал профессор Британов.

– Совершенно верно, – подтвердил Грасиас.

– Тогда я никак не пойму, каким же все-таки образом очутился во льдах у полюса этот представитель давно вымершего экваториального племени?

– Будем надеяться, коллега, – сказал ирландский психиатр, – что ваш пациент когда-нибудь сам об этом расскажет. Провал памяти – это не кретинизм. Память может вернуться к нему совершенно внезапно при столкновении с таким обстоятельством, которое напомнит ему прошлое.

Возможно, что припоминать прошлое и запоминать настоящее он станет постепенно, при хорошем лечении.

– Что касается меня, то я просто сбит с толку, – сказал дель-Грасиас, с искренним недоумением глядя с экрана на своих собеседников. – Я полагал, что являюсь единственным человеком на земном шаре, говорящим на языке курунга. Ваш феноменальный пациент, профессор, разубедил меня в этом. Вы себе не представляете, какое значение для этнографов имеет появление этого мальчика. Он опровергнет все предположения о судьбе племени курунга.

Ведь нельзя же предполагать, что голые, беспомощные курунга совершали полярные экспедиции, прихватывая с собой детей и запасшись водолазными скафандрами довольно усовершенствованных глубинных моделей.

– Факт. Я слышу мудрые слова…

Изображение Грасиаса перекосилось. Дед Андрейчик отодвинул экран, как портьеру, и шагнул в палату.

Неизвестно почему, но старик решил воспользоваться дверью, прикрытой экраном и выходящей в коридор.

– Товарищ Грасиас говорит сущую правду, – сказал он, подходя к ученым и приветствуя их поднятой рукой, сжатой в кулак. – Никаких данных насчет индейских полярных экспедиций нет. Но есть другие данные. Во-первых, усовершенствованный, но устаревший уже после появления водохода скафандр и, во-вторых…

Старик опустил руку в карман и извлек электронную «пращу Давида».

– …во-вторых, вот эта бесшумная хлопушка.

В соседней комнате возникло движение. Мерс вылез почти до половины в дверь, нарушив общий уговор корреспондентов не мешать консультации ученых. Корреспонденты сдержанно загудели, не Мерс, не обращая на них внимания, стоял в дверях, исподлобья разглядывая револьвер в руках деда Андрейчика.

– Я слыхал ваш разговор с мальчиком по отводному репродуктору, – продолжал старик. – Мне кажется, что вы его не про те вещи спрашивали. Факт. Давайте спросим его, как называется данный предмет, найденный моим внучком

Юрой на льду.

– Пожалуйста, – сказал Грасиас. – Но профессор

О'Фенрой определяет у мальчика провал памяти. Вряд ли вы добьетесь от него чего-нибудь кроме «Та бай сгино»…

– Нет, нет, – перебил его О'Фенрой. – Это очень важно.

Покажите мальчику это оружие, – я о нем знаю: есть предположение, что револьвер когда-то принадлежал ему.

Только не давайте в руки, если револьвер заряжен. А вы, товарищ Грасиас, медленно и ясно задайте мальчику три вопроса подряд:

«Вспомни, что это. Где ты это видел? Как это называется?»

– Вот-вот. Только пусть кто-нибудь другой покажет мальчику данный предмет. Ну, хотя бы…

Старик оглянулся. Мерс отпрыгнул от двери и отошел в глубь соседней комнаты.

– Ну, зачем же вы прячетесь, товарищ Мерс? А я вас как раз и хочу призвать на помощь, – сказал старик. – Товарищ

Мерс!

Молчание длилось несколько секунд. Мерс не отзывался. Наконец он медленно подошел к двери и засунул руки в карманы брюк.

– Что вам от меня нужно? – резко спросил он по-английски.

– Ничего особенного, – со смиренным видом сказал старик. – Я стар, руки дрожат. Револьвер заряжен. Факт.

– Разрядите…

– Не умею.

Мерс шагнул к старику, взял револьвер. С минуту он держал его как бы в нерешительности, затем твердым шагом направился к мальчику. Подойдя вплотную к койке, Мерс снял очки. Щурясь от света, он уставился в лицо мальчику блеклыми водянистыми глазами и высоким горловым голосом выкрикнул какую-то непонятную фразу.

Мартин дель-Грасиас обеими руками рванул свои вихры и встал на экране на носки, как танцор, исполняющий лезгинку. Казалось, в следующее мгновенье бразилец выпрыгнет с экрана.

Оба профессора и врач удивленно переглядывались.

Ася испуганно смотрела на злое бледное лице Мерса.

Корреспонденты заглядывали в дверь.

– Что он сказал? – спросил дед Андрейчик.

– Он говорит на языке курунга! – крикнул дель-Грасиас.

– Он спросил: «Как ты сюда попал?»

– Друмо! – раздраженно крикнул Мерс.

– Он приказывает мне молчать, – жалобно сказал дель-Грасиас.

– Я не приказываю. Я прошу, – уже спокойнее сказал

Мерс. – Я тоже языковед и знаю язык «3олотой улитки». Не мешайте мне. Я сам поговорю с мальчиком.

– Пожалуйста, – сказал О'Фенрой. – Мы все очень заинтересованы.

– Факт замечательный! – патетически воскликнул дед

Андрейчик, ни на секунду не сводя зорких, наблюдающих глаз с Мерса и с револьвера в его руке.